Тайна мертвой царевны

– И вы ему рассказали про звонок Риты? – возмутился Степан. – Рассказали про тех, кто к ней приезжал?

– Это вы, милостивый государь, можете себе позволить вопросами таких людей манкировать, – покраснела от злости Ирина Васильевна. – У вас, небось, под полой револьвер спрятан. А я женщина, я одна живу, заступиться за меня некому, я ни с кем ссориться не хочу, мне безразлично, кто и о чем спрашивает, вы или чекисты, один или другой!

Голос ее зазвенел слезами.

– Скажите, Ирина Васильевна, – мягко проговорил Дунаев, которого вдруг осенило догадкой, – а Рита никаких цифр не называла? И не спрашивал ли об этом этот самый человек в черном?

Ирина Васильевна взглянула исподлобья:

– Про цифры он не спрашивал, а Рита и правда сказала одно число.

– Какое? – Дунаев резко подался к ней.

Ирина Васильевна побледнела; испуганно отпрянула, загремев бидончиком, забегала глазами по лицам Дунаева и Степана. Похоже, ничего доброго она там не прочитала, потому что испуганно пролепетала:

– Да вот когда она говорила телефонистке, что нужен ей доктор Сухаев, обмолвилась, номер-де его начинается на восемнадцать, а дальше она не помнит.

– Ага! – воскликнул Степан радостно.

– Вы это тому человеку сообщили? – вкрадчиво проговорил Дунаев.

– Да я ж сказала, что он ни про какие цифры не спрашивал, – пролепетала Ирина Васильевна. – Зачем я буду болтать, коли меня не спрашивают, сами посудите? Ох, господа, отпустили бы вы меня! Все молоко разберут!

– Идите, – махнул рукой Дунаев. – Спасибо вам!

Ирина Васильевна с облегчением перекрестилась и побежала в свою молочную, гремя бидончиком, на сей раз весело.

– Восемнадцать, – повторил Степан, поглядывая на стиснувшего зубы Дунаева. – Вот вам и номер дома. А что это с вами?

– Не то еврей, не то грузин, глаза чернющие… – повторил Дунаев. – Мне это что-то напоминает! Но что, вернее, кого?..

– Ладно, потом вспомните, – отмахнулся Степан. – Идемте скорей!

Они вышли на Страстную площадь, и Степан вдруг сказал:

– Ходят слухи, что ее вот-вот переименуют в площадь Декабрьского восстания.

– В смысле, в честь декабристов?

– Да бросьте, – ухмыльнулся Степан. – Это для большевиков плюсквамперфект. К тому же декабристы страшно далеки от народа, как Ленин-Ульянов выразился в одной из своих работ.

– Вы что, Ленина читали? – ужаснулся Дунаев.

– Приходилось, – спокойно кивнул Степан. – Умнейшая сволочь. Опаснейший враг. А врага надо изучать, чтобы с ним бороться. Проникать в его психологию. Вот вы, конечно, изучали воров, убийц и прочих тварей, которых ловили?

– Разумеется, – кивнул Дунаев – и вдруг споткнулся, увидев огромный плакат на стене какого-то высокого дома: «Дисциплина и труд буржуя перетрут!»

– Кошмар какой-то, – с отвращением сплюнул он.

– Чтоб они сами себя перетерли! – проворчал Степан.

Больше они не обменялись ни словом. Шли быстро, сворачивая в какие-то неизвестные Дунаеву улицы и переулки, проходные дворы, дважды перемахнули через заборы – и как-то внезапно оказались в неширокой улице с грязными, неприглядными строениями по обе стороны.

Она оказалась пуста, словно вымерла, только вдали клубилось облако пыли и звуков, из которого словно бы поднималась остроугольная башня с большими часами.

– Это Сухаревка, – махнул рукой Степан. – Думаю, все здешнее население там. Кто с возов продукты тырит, кто пирожки с собачиной продает.

– С собачиной! – скривился Дунаев.

– Спасибо, что хоть не с человечиной, – сухо проговорил Степан. – Кто махорку, с травой смешанную, выдает за чистейший табак, кто самогонку разбавленную – за чистый спирт. Кто по карманам шарит, кто сумки срезает. Всякому заделье найдется. Очень мне странно, что чистая петроградская публика решила приютиться в такой московской грязище, как Грачевка.

– Почему Грачевка? – удивился Дунаев.

– Раньше эти места так назывались, – пояснил Степан.

И вдруг замер, уставился вперед:

– Смотрите-ка! А ведь это и есть восемнадцатый номер…

Дунаев недоверчиво посмотрел на обгорелые развалины какого-то дома:

– С чего вы взяли? Таблички не видать. Хотя, если слева шестнадцатый, а справа двадцатый, похоже, вы правы.

– Легко догадаться, – мрачно кивнул Степан. – Интересно, куда же подевались интересующие нас персоны? Ушли? Или нашли здесь другой приют?.. – Он разочарованно огляделся: – Однако тут и поспрашивать не у кого про интересующих нас персон… – Но вот встрепенулся, махнул рукой: – Эй, мил-человек! Скажи-ка нам…

Дунаев увидел, как из какой-то подворотни, грохоча колесами по булыжнику, выкатилась коляска с безногим инвалидом в грязной телогрейке. Угрюмое, заросшее бородой лицо, седые космы торчат из-под треуха:

– Чего надо?

– Слышь, – Степан присел перед ним на корточки, заглянул в темные недобрые глаза: – Не видел тут троих людей?..

– Да побольше видел, – хмыкнул безногий.

– Весельчак! – одобрительно хлопнул его по плечу Степан. – Но я говорю о мужчине лет сорока, а с ним были две женщины. Одна совсем молоденькая. Небольшого роста, глаза голубые, хорошенькая такая.

– Хорошенькие все вон там собрались, – безногий ощерил почерневшие зубы, мотнув головой в сторону одного из домов.