Тайна наложницы

Халиф обошел стоящую девушку, чтобы получше рассмотреть ее, и ощутил приторную сладость притираний, как нельзя лучше подходящую к ее облику. Незнакомка была стройна станом, с высокой грудью, насурьмленными глазами и овальным лицом, с худощавым телом и тяжелыми бедрами. Одежда, без сомнения, плод многих усилий, больше открывала, чем скрывала. Однако, кроме приторной сладости, Гарун не почувствовал ничего.

– О Аллах великий… А что же умеешь ты, незнакомка без имени?

Тут девушка гордо выпрямилась.

– Я изучила чистописание, грамматику, язык, толкование Корана и основы законоведения и религии; умею врачевать и исчислять время, играю на увеселяющих инструментах… Великий Кадир-паша отдал за меня десять тысяч динаров! Тот, кто продал меня, поклялся, что эти десять тысяч динаров не покроют стоимости цыплят, которых я съела, и напитков, а также одежд, в которые он одел меня, дабы я не нищенкой ступила в Верхний сад…

– Довольно! – В душе Гаруна нарастал гнев. – Салман, проводи ее и приведи следующую.

Юный халиф почувствовал дурноту: обитательницы Верхнего сада ничем не отличались от обитательниц Нижнего, пусть и знали больше.

«Неужели моя мать – единственная? Неужели только в ней сошлись краса и разум так, как это должно быть в любой женщине?»

Увы, юность дарует нам идеалы, а время их разрушает, снимая розовые очки с глаз и показывая жизнь такой, какая она есть…

Вошел Салман с еще одной красавицей. Черные волосы, заплетенные во множество мелких косичек, рассыпались по плечам. На голове сверкала, словно алмазный шлем, маленькая небесно-голубая атласная тюбетейка, которую почти целиком покрывали нашитые на нее бриллианты чистой воды. Этот великолепный убор очень шел к ее строгой и благородной красоте, блестящим черным глазам, тонкому орлиному носу, алому рту, удлиненному овалу лица и всему надменно-благосклонному облику знатной особы.

– Как зовут тебя, утренняя греза?

– Ты должен дать мне имя, повелитель, – прошелестела девушка.

И все очарование этой юной прелестницы мигом поблекло в глазах Гаруна.

– Уведи ее, Салман. Она ничем не лучше той, первой.

Настроение халифа испортилось. «Должно быть, отец прав, – подумал он. – Прав, и мне следует, не медля ни минуты, повелеть евнухам очистить и Верхний, и Нижний сады от всех этих безмозглых бездельниц. Пусть уж лучше будет пусто, чем так приторно и уныло…»

Вновь раскрылись двери, и Салман вывел на середину комнаты еще одну обитательницу Верхнего сада.

Девушка была по-настоящему красива. Длинную шею украшало колье из крупного жемчуга, а распахнутый ворот шелковой рубашки приоткрывал маленькую грудь прелестной формы. На ней было атласное, гранатового цвета платье, открытое спереди, с боковыми разрезами до колен и со шлейфом, точно придворное одеяние. Роскошная шаль стягивала в поясе широкие шальвары из белой тафты, прикрывавшие желтые сафьяновые бабуши, виден был лишь их носок, загнутый кверху.

– Как зовут тебя, красавица? – Халиф спросил это лишь для того, чтобы спросить. Ибо ответ знал заранее.

Однако девушке удалось удивить его. Она гордо выпрямилась и ответила:

– Я зовусь Ананке.

– Странное имя.

– Это имя давнее, мудрое. А значение его я могу открыть лишь тому, кто будет этого достоин.

Непочтительные слова, могущие вызвать недюжинный гнев, однако заинтересовали Гаруна.

– Ты образованна? Что ты знаешь?

– О, господин и повелитель! Я знаю грамматику, поэзию, законоведение, толкование Корана и лексику, знакома с музыкой и наукой о долях наследства, со счетом и делением, землемерием, а также со сказаниями первых людей. Я знаю великий Коран и читала его согласно семи, десяти и четырнадцати чтениям, и я знаю число его сур и стихов, его частей и половин, и четвертей, и восьмых, и десятых, и число падений ниц. Я знаю суры меккские и мединские и причины их ниспослания; я знаю священные предания по изучению и передаче, подкрепленные и неподкрепленные; я изучала науки точные и геометрию; занималась философией и врачеванием; знакома с логикой и риторикой. Запомнила многое из богословия. Я была ознакомлена с поэзией и играла на лютне, узнала, где на ней места звуков, и знаю, как ударять по струнам, чтобы были они в движении или в покое; когда я пою и танцую, то искушаю, а если приукрашусь и надушусь, то убиваю. Говоря кратко, я дошла до того, что знают лишь люди, утвердившиеся в науке.

Глаза Гаруна широко раскрылись – он, говоря по чести, еще не изучил всего того, о чем говорила эта своенравная красавица.

– Приветствую тебя, Ананке! И да пошлет Аллах великий тебе благоденствие на сотню сотен лет.

Девушка кивнула, но не склонила головы в поклоне. И Гарун понял, что она станет первой и, быть может, единственной обитательницей Верхнего сада.

Свиток одиннадцатый

Быть может, некое чувство, мелькнувшее в глазах Гаруна, нашло свой ответ в душе Ананке. Ибо миновал день, пришел вечер, но она все не могла забыть взгляд светлых глаз юного халифа, его сильный стан и мудрый лик, более приличествующий зрелому повелителю.

– Где ты, мой халиф?