– Однако стоило нам лишь отказаться от поиска чудес, как купцы Черной земли Кемет, что лежит по ту сторону великого Серединного моря, привезли нам в дар от царя своего, которого они называют фараоном, камень невиданной красы и небывалого размера. Если бы это был камень обычный, его следовало бы считать бериллом – так красив и глубок его сине-голубой цвет. Но размеры камня поражают, ибо он более головы ребенка…
Визирь подтверждающе кивнул – да, подобный камень купцы страны Кемет и в самом деле пытались положить к ногам повелителя всех правоверных. Однако он выгнал их, назвав гнусными лжецами, ибо не может берилл походить своими размерами даже на большое яблоко, не то что на голову ребенка.
– И теперь, – продолжил халиф, – мы решили проверить правдивость слов купцов далекой знойной страны. Ибо не желаем привлечь злые чары на головы жителей прекрасной нашей страны, поверив в сие невозможное явление.
Синдбад молча взирал на двух самых могущественных людей Багдада. Он понимал, что скоро вновь перед ним раскроется безбрежность океана, на этот раз во славу халифа Гарун-аль-Рашида, повелителя всех правоверных.
– Да, – сказал халиф, – ты все понял верно. Наше величество желает, чтобы ты снарядил самый крепкий корабль, взял с собой самых надежных спутников и отправился вместе с одним из купцов фараона туда, куда он тебе укажет. Если и в самом деле ты найдешь место, где много таких камней или других диковинок, привези их. Мы воистину более желаем убедиться, насколько дивен и чудесен мир, чем наполнить нашу казну.
Синдбад был весьма учтив и цветист в речах, когда в этом была необходимость, однако сейчас все было ясно, и потому никаких слов не требовалось. Мудрости Гарун-аль-Рашида хватило, чтобы не разгневаться на подобную неучтивость. Напротив, он печально усмехнулся и сказал вполголоса:
– Мы бы с удовольствием отправились в такое путешествие. Но знаем, что далеко удаляться от обители правоверных нам нельзя. Мы не боимся, но, в определенном смысле, на нас в этом городе все держится. Да и время покинуть сии стены, иногда, увы, похожие на золотую клетку, еще не пришло.
– Я повинуюсь тебе, повелитель! И благодарю за то, что меня ты избрал охотником за чудесами. Ибо, к несчастью своему, я уже заметил, что все необычное в мире испытывает ко мне подлинную тягу. Думаю, что камни, о каких говорили тебе фараоновы купцы, найдутся значительно быстрее, чем ты можешь себе представить!
Синдбад с поклоном удалился. Повинуясь безмолвным жестам визиря, за ним последовал старшина мамлюков, дабы незримо охранять царского посланника от мелких неприятностей, коими зачастую столь обилен большой город, и, если в том возникнет необходимость, помочь Синдбаду-Мореходу в приготовлениях к долгому странствию.
Свиток тридцатый
– Воистину, сей немногословный муж куда более походит на посланника нашей воли, чем тот болтливый бурдюк, – пробормотал Гарун-аль-Рашид.
– Воистину так…
– Однако сколь долгим будет странствие сего достойного мужа, нам неведомо.
– Сие неведомо никому, быть может, лишь Аллах всесильный мог бы развеять эту тайну.
Халиф молча кивнул. Должно быть, мысли его вновь приняли печальное направление. Так, во всяком случае, решил визирь. В молчании текли минуты, чтобы потом сложиться в часы.
– Воистину, наш мудрый визирь, ты слишком сурово смотришь на сей мир, – внезапно проговорил халиф. – Ибо ожидание может быть долгим, но страна должна жить, сообразуясь не с нашими печалями, а со многими куда более практичными соображениями.
«О да, мой повелитель. – Голос, который мог принадлежать лишь одной Ананке, прозвучал в тиши покоев. – Сие есть истина. Отвлекись от своих печалей, оставь их там, где они и должны жить. Постарайся вернуться в мир… Или насильно верни себя туда, где твое подлинное место…»
Гарун-аль-Рашид улыбнулся слышимым одному лишь ему словам.
– Повинуюсь, моя греза, – проговорил он тихо.
В повседневных царских заботах пролетели дни, незаметно сложившись в месяцы. И вот на пороге Малых церемониальных покоев, которые халиф все чаще называл своими рабочими покоями, возник Синдбад по прозвищу Мореход. Да, он по-прежнему мало походил на царского посланника, более напоминая сурового воина, который выжил не в одном десятке кровавых схваток. Но халиф не обманулся в ожиданиях, лишь взглянув в глаза купца-посланника, – тот вернулся с победой.
– Воистину, твои глаза говорят куда яснее слов, друг наш. Рассказывай, какими диковинами богат необозримый мир.
– О нет, мой повелитель. Рассказывать я буду позже. А сейчас я лишь покажу тебе то, чего не может быть.
И к ногам халифа легли драгоценные камни, размером и с кулак, и с голову ребенка, и щебень, что играл на солнце тысячами разноцветных искр, и…
– Что это, Мореход? – Визирь держал пальцами длинную ленту сброшенной змеиной шкуры.
– О, визирь… это напоминание… Должно быть, мне суждена еще одна встреча с Повелительницей Гигантов[6]
. Знай же…