Падать на колени? Молиться?
Советский суд совсем не такой справедливый, как суд Божий. Попадёшь в его жернова – пиши пропало!
– Не доверяю я никому, Васёк… Только тебе и Автандилу, – наконец, после длительного молчания, тихо, чтобы никто из стоявших рядом не расслышал, напомнил о себе Лаврентий Фомич. – Запорют работу, угробят профессора, а нам с тобой расхлёбывай!
– Понял, товарищ нарком! – недовольно кивнул Василий. – Разрешите идти?
– Действуй!
23
Ночевать остались в Сейловичах.
Прибышая группа Несвижских чекистов расположилась у батюшки; Цанава и Плечов – у хлебосольной вдовушки, которая отвела для каждого из них по отдельной комнате. Хотя их в небольшом домике всего было две.
Где собиралась спать сама Любаша – никто не знал. Может, на гарышча[34]
, устланном свежим пахучим сеном?А, может?…
Впрочем, это её личное дело. Личная жизнь, в которую лучше никому не вмешиваться.
Перед сном решили прогуляться. А заодно – совершить пробежку. Как положено настоящим спортсменам – в одних трусах. С обнажёнными торсами.
Не столько, чтобы подышать свежим вечерним воздухом, сколько – поболтать по душам, расставить, как говорится, все точки над «і» в непростых их отношениях друг с другом.
– Слышь, профессор, у меня к тебе есть несколько вопросов, – без долгих предисловий начал Лаврентий Фомич, с наслаждением погружая усталые босые ноги в перегретый жёлтый песок. – У тебя с руководством прямая связь?
– Кого вы имеете в виду? – скорчил недоумённое лицо секретный сотрудник.
– Ну, кто тебя непосредственно курирует?
– Много будете знать, скоро состаритесь. – Яра решил не напрягаться и не тратить лишних усилий, чтобы переубедить упрямого наркома. (В его деле чем больше тумана, тем лучше. По крайней мере, – безопаснее!)
– Такого в моей практике ещё не было… – покрутил головой Цанава. – Чтобы комиссара госбезопасности не самой маленькой советской республики переподчинили какому-то штатскому хлыщу… Причём – целиком и полностью. Без объяснения причин, без всякого Якова. Да ещё и припугнули: мол, если хоть волос упадёт… Что ты за птица такая ценная, а?
– Птеродактиль! Летающий ящер.
– Не слыхал про таких…
– И неудивительно. Они вымерли. Несколько миллионов лет тому назад.
– Да? А ты, значит, выжил?
– Так точно… Вы, что же, не довольны таким зигзагом эволюции?
Тему эту Цанава предпочёл не развивать:
– Ладно. Замяли… Пойдём далее. Ты согласно своим служебным обязанностям только истуканами должен заниматься или ещё чем-то?
– Ещё, – так Ярослав ответил специально: пускай въедливый нарком поломает голову.
– Давай поговорим начистоту…
– Не имею права.
– Почему?
– Подписку давал.
– В органах?
– Нет, в кругах.
– Каких-таких кругах?
– Научных. В нашей повседневной деятельности не меньше секретов, чем у вас.
– Ну, не скажи!
Тем временем, выяснилось, что они забрались слишком далеко от центра села и, уже пришло время уточнить своё местонахождение, чтобы не заблудиться. Вот «подельники» и решили произвести, как говорят военные, рекогносцировку местности. Сначала на высокий песчаный «бархан» у небольшого перелеска, закрывающего деревеньку от разрушительных ветров, вскарабкался Яра, за ним – Лаврентий Фомич.
Где-то позади, за их спинами, на расстоянии приблизительно в полтора – два километра, рвался в небо острый шпиль костёла Сердца Иисуса, а впереди, точнее внизу, бежал, петляя узкой лентой на бескрайней равнине, хрустально чистый ручеёк с абсолютно прозрачной и, как выяснится вскоре, довольно прохладной, несмотря на жару, водицей.
– Может, ополоснёмся? – предложил Плечов и, не дожидаясь ответа, начал скатываться с горки прямо в узкий, но бурный поток, по пути обрушивая толстые слои мелкого жёлтого песка.
– С удовольствием! – не стал спорить Лаврентий Второй, бросаясь за ним следом. – Заодно очистимся, так сказать, от скверны.
– Ко мне много не прилипло, – плюхаясь с разгона в бодрящую влагу, отшутился Ярослав.
– Ты мне вот что скажи… – продолжил довольно отфыркивающийся комиссар. – Откуда тебе стало известно, что внутри круга, выложенного у входа в Сейловичский храм, может находиться один из входов в подземное царство?
– Интуиция!
– Ага… Ври да не завирайся. Что-то ты, братец, такое знаешь, о чём больше никому не ведомо. Только поэтому тебя держат на белом свете сильные сего мира.
– «Вивере ест цогитаре…» Жить – значит, мыслить. Цицерон. Я ничего нового не выдумываю – просто следую его заветам.
– Ты неплохо кукуешь по-латыни.
– Это должен уметь каждый дипломированный философ. Факт!
– Но ведь «немо насцитур доцтус»… Никто не рождается учёным!
– Браво! Браво! Ни за что бы не поверил, если б не услышал лично из ваших уст.
– Не стоит оваций, – хмыкнул Цанава. – Мои познания в языках далеко не безграничны. И не безупречны. Даже по сравнению с твоими. Однако, как говорят латиняне, «у знающих учись, а незнающих сам учи». И тогда тебе воздастся. Свыше…
24
Спать почему-то не хотелось. Совсем. То есть абсолютно.
Плечов вдруг вспомнил о найденном окурке и решил, пока есть время, тщательно исследовать его.
Запустил руку в карман своих модных брюк и… ничего там не обнаружил.