Тайна острова буяна (полностью)

всей землей. И особенно, как хоббиты пересекают границу Мордора - и сразу вокруг них

наступает тьма, такая прозрачная дневная тьма, которая ещё пострашнее ночной.

- Да, может быть, - задумчиво согласилась Фантик.

Мне тоже подумалось, что Ванька прав. И холод вдруг начал сгущаться в воздухе -

ледяной холод, особенно ощутимый и жуткий после стольких теплых и солнечных дней.

Но до острова, слава Богу, было уже недалеко!

- А я сейчас и сам похож на хоббита, - продолжал Ванька. - Маленький, в

доспехах... и ноги у меня пушистые, - добавил он, поглядев на свои наколенники и на

оторочку ботинок, которую он сделал из остававшихся обрезков козьих шкур.

Он стал и дальше развивать свою тему сходства с хоббитом, но я слушал его

вполуха, пристально вглядываясь вперед, в ожидании, когда же наш чудо-остров впервые

покажется над краем воды.

- Вон он! - заорал я.

Да, это были уже не выползающие из-за горизонта густые тучи, а земля - полоска

земли, поросшая деревьями, остров Коломак, наш остров Буян!

Опять мысленно назвав остров пушкинским названием, я припомнил строки из

"Сказки о царе Салтане", которые мы только что распевали. Что-то меня в них

зацепило... Но что? Я был так сосредоточен на управлении парусом, что гнал все лишние

мысли из головы. Иначе бы я, наверно, сразу ухватил.

Но сейчас было не время для попыток вспоминать какую-то мелочь, которая так

ехидно ускользнула из моей памяти - и которая, как все ускользнувшее, мерещилась

такой важной. Нам надо было причалить - и поудобней устроиться на ночлег.

- Если разразится сильное ненастье, то палатка нас от него не убережет, - сказал

я, перебивая восторги Ваньки и Фантика. - Поэтому сразу по высадке предлагаю

обследовать архиерейское подворье, выбрать наименее разрушенное здание, с самой

целой крышей, и устроиться в нем. Может быть, внутри него поставить палатку, для

большей защиты, если в крыше обнаружатся прорехи. И для лодки надо будет подобрать

какую-нибудь самую укрытую бухту, в которой больших волн не будет даже при сильном

волнении на озерах.

Ванька, пошарив в рюкзаке, вытащил полевой бинокль - "второй по качеству",

как шутливо называл его отец, "первый по качеству" бинокль он нам никогда не давал -

и поднес к глазам.

- Вижу! - сообщил он. - Вон то, краснокирпичное - это, наверно,

архиерейское подворье. А прямо под ним имеется, по-моему, роскошная бухта, такое

колечко с узким входом...

- Ты лучше не выпускай из рук руль, - сказал я. - А бинокль передай Фантику,

пусть она подсказывает нам курс, чтобы мы прошли к архиерейскому подворью по

прямой.

Ванька послушно отдал бинокль Фантику, и та, перебравшись на нос, сделалась

нашим впередсмотрящим.

- Ага, вот оно! - радостно воскликнула она. - Ребята, возьмите чуть правее.

Теперь точно! Просто до миллиметра точно идем!

Ветер опять сделался ровным и попутным, и мы летели к острову как на крыльях.

Когда мы приблизились и смогли толком, без бинокля, разглядеть архиерейское подворье,

мы ахнули от восторга. Да, редко встретишь такую красоту! Мы много слышали о нем, но

никогда здесь не бывали - не доводилось до сих пор. Теперь мы поняли, как много мы

потеряли.

Оно было обнесено высокой стеной с большими воротами, на стене красовались

зубцы и изящные фигурные башенки. Такими же башенками были украшены и здания,

верхняя часть которых виднелась из-за стен. Особенно хорошо было одно из них, с крытой

галереей под самой крышей, край которой поддерживали широкие округлые арки галереи.

Между арками на столбах виднелись обветренные и изъеденные временем, но все ещё

потрясающе красивые резные каменные изображения диковинных зверей и птиц. А по

углам этого вытянутого в длину здания возвышались четыре башенки, ещё красивее тех,

что на стенах. Рядом со зданием из-за стен выглядывали пять изящных куполов-

"луковок", центральный выше всех, а четыре других вокруг него, как четыре брата-

близнеца. То есть, не совсем близнецы. Они были, вроде, одинаковы, но в каждом

ощущалось что-то свое - может, из-за того, что голубец и позолота осыпались с них по-

разному и в разной степени. Мне вспомнились стихи, которые отец любит цитировать:

"Пришли четыре брата, несхожие лицом, В большой дворец-скворечник с высоким

потолком..." Не знаю, о чем там дальше, отец никогда не дочитывал эту балладу (я ведь

так понимаю, что это старинная баллада) до конца, и эти строки служат ему чем-то вроде

присказки, когда мы являемся по уши в грязи или, например, когда Топа после дождя или

прогулки по весенней распутице вдруг решает зайти в дом и наследить по свежевымытому

полу. Но сейчас эти стихи приходились точь-в-точь. Архиерейское подворье на высоком

берегу и впрямь казалось воздушным как скворечник, и потолки в нем были высокие, и

четыре купола церкви как четыре брата окружали старшего, пятого, и его общее лицо,

если можно так выразиться, было совсем не похоже на лица всех других старинных

зданий и церквей, которые нам доводилось видеть.

Даже то, что кладка стен кое-где осыпалась - или была просто раздолбана -

даже то, что на потрепанных непогодой куполах не было крестов, а в окнах не было