Тайна озера Кучум

Дмитрий зло зачакал зубами, шумно выдохнул, хотел что-то сказать, но, посмотрев боковым зрением на стражей порядка, промолчал.

— Так-с, — довольно потирая руками, улыбнулся следователь. — Первая часть допроса закончена не в вашу пользу, гражданин Набоков. Так-с? Что же, думаю, можно перейти ко второй половине. И без перекура, потому что все на месте.

— Что, ей какую-нибудь падаль приготовили? — усмехнувшись, зашипел Дмитрий. — Только не думайте, что всё это пойдёт против меня. Я буду жаловаться губернатору!

— Да хоть самому государю. Я веду дело в доверенных мне рамках закона. — И, учтиво обращаясь к Ченке, попросил: — Теперь, пожалуйста, пройдите в соседний кабинет, подождите там. Маслов! Проводи.

Ченка и Уля ушли. Кабинет наполнился напряжением, которое опять же нарушил Сахаров:

— Константин! Позови тунгуса.

От этих слов Дмитрий подскочил на месте, развернулся и застыл от ожидания. Он понял, что сейчас произойдёт невероятное.

— Что, совсем в грязь втоптать хотите? — ползучим гадом зашипел он. — Учтите, всё это болотная гниль, которая потом выльется вам в глотки!

— Угрожать? — со смехом проговорил Сахаров и, не поворачивая головы, бросил машинистке: — Занесите в протокол!

Секретарша проворно застучала клавишами. Набоков заскрипел зубами.

Вошёл Костя. За ним Энакин. Увидев Дмитрия, эвенк замер на месте, узнал своего врага с первого взгляда. Набоков тоже узнал тунгуса, побелел, опустил глаза в пол.

После кратких формальностей — имя, местожительство и прочее — Сахаров встал из-за стола, прошёл вокруг и встал рядом с Энакином.

— Скажи-ка нам, человек тайги. Знаешь ли ты этого человека?

Тунгус гневно сузил глаза, некоторое время молчал, наконец-то выдавил:

— Мой знай его. Плахой человек, стреляй меня. — Задрал рубаху. — Вот сюта пуля попатай!

Дмитрий опустил голову, закачался. Тунгус хотел сказать что-то ещё, но не успел. Дверь соседней комнаты резко открылась. В помещение не вошла, а вбежала Набокова Елизавета Ивановна. Приятное лицо дамы переполнила чаша презрения. Тонкие губы вытянулись в полоску. Пышные брови наплыли на ресницы. Из прищуренных глаз метнулись искры низвержения. Сделав несколько шагов к сжавшемуся Дмитрию, она остановилась и резко, гневно, может быть, как никогда в жизни, воскликнула:

— Довольно! Хватит неподдельной лжи! — И, вытянув руку, указала пальцем на Набокова: — Это не мой брат. Это — никто, просто Сурок. — И тут же исправилась: — Это наш приказчик Сурков Пётр Васильевич…

Хворь

И праздный мир не сладок, когда душа томится. Так говорит Ворохов Егор, крёстный отец Ули. Теперь Уля с этим согласна. Если раньше для её легко восприимчивой души окружающий мир казался простым и понятным, то здесь, в городе, девичье сердце непонятно почему ныло и стонало, как раненый зверь медленно умирает со стрелой под лопаткой. Её прекрасные, тёмно-синие глаза погасли, как угли костра без дров. Густые ресницы словно поредели. Это уже не отточенные пики елей, взметнувшихся в хорошую погоду к небу, а клочковатые сучья умирающей пихты в пасмурный день. Пышные, угольные, изогнутые бегущим аскыром брови выпрямились выброшенным на берег полой водой таймешонком. Румяные щёки побелели. Лицо осунулось. Она слегка сгорбилась, плечи поникли, выравнивая в доску кофточку на груди. Движения стали неуверенными, вялыми. Не идёт, а спотыкается. Нет аппетита. Нет сна. Умирает Уля. От чего? Что за гнилая хворь влилась в молодое тело?

— Что с тобой? — не отступает Сергей. — Ты больна? Нездорова? Или, может, кто тебя обидел?

— Нет, — на минуту улыбается любимая. — Всё карашо. Кто меня может опидеть, если рядом ты?

— Тогда, в чём дело?

— Не знаю…

Сергей крутится вокруг неё токующим глухарём, старается угодить во всём, на что только падёт взгляд любимой. Стол в комнате завален молодыми яблоками, апельсинами, маленькими арбузиками, сливой, вишней. Тут же красуются огромные рубиновые помидоры, огурцы. На тумбочке в хрустальной вазе шоколадные конфеты, пастила, мармелад, красочная коробка с леденцами, сладкая карамель. Глаз радуется, но нет желания. Всё стоит нетронутым. За весь день исчезнет два-три яблока, апельсина, да развалится пополам малиновый арбуз.

Сергей и сам не рад. Просит Егора покатать Улю по городу: пожалуйста! Вот тебе тройка с бубенцами, лакированная пролётка, лихой кучер, ретивые вороные кони. Эх, гоняй хоть неделю, пока голова от тряски не отвалится! Везёт Сергей любимую по всему городу: красота, люди оборачиваются, завидуют. Но не рада Уля.

Меняет тактику Сергей. Купил билеты на пароход, да вниз по Енисею до Красноярска и обратно. Целую неделю путешествие! Дух захватывает от красот, сердце замирает от качки. А девушка и того хуже. Валится с ног от усталости.