Тайна персидского обоза

– Зря вы, голубушка, выдумали сию сказочку. Все равно полюбовничку вашему не поможете, – ухмылялся в усы Каширин. – Небось господин Ардашев надоумил вас показания изменить, а? Он? Ты лучше признайся, любезная, а то ведь, не ровен час, арестую за обман, и пойдешь пешком на Сахалин… А знаешь, что в дороге с такими красавицами делают? Не знаешь? Так ничего, я сейчас расскажу. Ладно, ладно, не хнычь! – Полицейский поднялся из-за стола, обошел вокруг плачущей свидетельницы и, осмотрев ее оценивающим взглядом, добавил: – Ну, хорошо, может быть, я тебе и поверю. Только расскажи мне, милая, подробненько, как вы с Шахманским этим самым дельцем-то занимались и сколько раз! – Помощник начальника сыскного отделения с удовольствием наблюдал, как у женщины начали краснеть кончики ушей, затем порозовели щеки и все чаще волнительно вздымалась грудь. – Тут скромничать нечего. Отвечай как перед… доктором!

– Да как же это я вам поведаю? Это грех… О нем даже батюшка не спрашивает. Я же сказала вам, что мы с Аркадием Викторовичем делали это как муж и жена…

– Да как ты смеешь, блудница, упоминать сии святые слова! А хочешь, возьму и вызову сюда твоего благоверного и при нем допрошу! А? Желаешь? – Горничная испуганно замотала головой. – Боязно, значит… – Пожирая Анну жадными глазами, он поправил шашку и вплотную приблизился к женщине. – А то пусть бы этот рогоносец послушал, как его любимая женушка в кустах с душегубом развлекалась! А? Признавайся! Веселилась? Потаскуха! Веселилась? – Полицейский поднял Перетягину со стула, прижал к себе и начал целовать ее лицо, шею, грудь…

– Отпустите Христа ради, господин полицейский! Не надо!

Тихо подалась назад незапертая дверь, и в ее проеме, как на фотографической пластине, проявились очертания высокой нескладной фигуры с толстым томом уголовного дела.

– Не помешал, Антон Филаретович? – не без доли ехидства поинтересовался Леечкин.

Каширин повернулся, и на его толстом, раскрасневшемся от похоти лице гримасой выступили злоба и разочарование. Он одернул мундир и как ни в чем не бывало проронил:

– Вот следователь вас сейчас и допросит… А мне пора. – И он молча покинул кабинет.

Перетягина поправила волосы, одернула платье и, глядя виноватыми глазами на вошедшего, вымолвила:

– Ох и приставучий этот господин полицейский, точно клещ!

– Характеристика правильная, – улыбнулся чиновник, усаживаясь на деревянное кресло. – Что ж, Анна Егоровна. Ранее вы мне дали показания, что вы все время находились неподалеку от своей хозяйки, за исключением того времени, когда ходили в кафе за чаем и пирожными. Однако, как мне стало известно, на самом деле все обстояло несколько иначе, не так ли?

Горничная кивнула и объяснила:

– Елизавета Родионовна разрешила мне погулять и попросила, чтобы потом я сходила за чаем и пирожными. Я пошла к тому самому месту, где меня уже ждал Аркадий… Викторович.

– Как долго вы были с ним?

Женщина пожала плечами:

– Не знаю. Полчаса, а может, и меньше.

– А потом куда вы пошли?

– В кафе.

– Какой дорогой?

– По центральной аллее.

– А Шахманский?

– Он направился туда же, но по тропинке.

– Когда вы пришли в кафе, вы видели там Аркадия Викторовича?

– Да. Он уже сидел за столиком с господином Катарским и его женой.

– Скажите, Анна Егоровна, а Шахманский, случаем, не в калошах был?

– Нет, точно нет. Он был в туфлях… в черных, лакированных.

– А что он держал в руках?

– Ничего, – вспоминая, она наморщила лоб, – ну да, ничего, кроме трости.

– Так, значит, он был с тростью?

– А он всегда с ней ходит.

– А вы ничего странного не заметили в его поведении?

– Да нет. Он был в хорошем настроении…

– А что случилось потом?

– Я пошла обратно. Издалека мне показалось, что хозяйка заснула, ее голова склонилась набок, а когда я подошла ближе – увидела, что она убита. Я стала кричать – никто не отозвался, вот я и побежала к смотровой площадке…

– Ясно. – Леечкин открыл ящик и положил на стол сверток с торчавшими из него калошами. – Узнаете?

– Конечно.

– Кому они принадлежат?

– Аркадию… там же его буквы внутри. Но несколько дней назад они пропали, и он просил меня поспрашивать жильцов – может, кто по ошибке их надел. Я поговорила со всеми, но без толку… А откуда они у вас?

– После убийства вашей хозяйки преступник прошел в этих калошах по песочной дорожке и уже перед главной аллеей снял их и спрятал под туей.

– И потому вы решили, что это Аркадий? – удивленно спросила Нюра. – Нет, господин следователь, нет, – она замотала головой, – он не убивал! – Женщина закрыла лицо руками, сотрясаясь в рыданиях – Он же со мной был. Только вы не думайте про меня плохо… А от мужа я сегодня же уйду. Виновата я перед ним, но что поделаешь? Значит, буду у Господа прощение вымаливать. А этот… ну, который до вас был… он меня грязными словами оскорблял и приставал, как к продажной девке. А грех-то мой единственный в том, что я Аркадия люблю…

– Успокойтесь, пожалуйста, Анна Егоровна, – Леечкин налил из графина воды в стакан и протянул свидетельнице.

Перетягина выпила содержимое, достала из рукава сорочки крошечный носовой платок и вытерла слезы.