Тайна персидского обоза

– Послушайте, Аркадий Викторович, я и так поведал вам достаточно много… Наберитесь терпения и ждите. Кстати, раз уж мы встретились, надеюсь, вы согласитесь ответить на несколько пустяковых вопросов?

– Безусловно.

– Вы приехали в сад вместе с Елизаветой Родионовной?

– Да. Я и Аполлинарий Никанорович пересадили ее в экипаж, туда же загрузили инвалидное кресло. Рядом села прислуга. А Глафира, Варенцов с Изабеллой и я наняли другого извозчика.

– А потом где вы находились?

– Гулял по парку…

– Сколько времени?

– Я не помню…

– Вы были с тростью?

– Я всегда хожу с ней.

– Позвольте взглянуть?

– Да вот она, – чиновник акцизного ведомства взял стоящую у вешалки палочку и передал адвокату.

– Скажите, вы круглый год ходите с ней?

– Да.

– А наконечник остается тот же?

– Откровенно говоря, я не совсем понимаю, какое это имеет отношение к убийству бабушки, но тем не менее… – Аркадий Викторович выдвинул ящик комода и передал присяжному поверенному цилиндрический предмет размером не более копеечной монеты, с внутренней резьбой и с острым шипом на конце. – Зимой я надеваю вот этот, железный.

– Спасибо, вы мне очень помогли. А скажите, вы были один?

– Да…

– Вы уверены?

– Разумеется, – недоуменно пожал плечами коллежский секретарь.

– Вы, случаем, не запамятовали?

– Право же, Клим Пантелеевич, вы хуже следователя, – недовольно поежился чиновник.

– Быть может, вас кто-нибудь видел?

– Н-нет, никто. Но там был художник.

– Художник?

– Ну да, Модест Бенедиктович…

– Раздольский? Но позвольте, его же не было в саду, когда перекрыли выход, – вспомнил адвокат.

– Видимо, он ушел раньше, как только начался дождь.

– И что Раздольский? Вы с ним разговаривали?

– Да нет. Я же говорю вам, это я его видел, а он меня нет.

– Жаль.

– Почему?

– Потому что у вас нет alibi.

– Как прикажете это понимать? – раздраженно спросил хозяин комнаты.

– Alibi есть нахождение подозреваемого в момент совершения преступления в другом месте как доказательство его невиновности. У вас же, милостивый государь, такого подтверждения нет.

– Вот и вы, Клим Пантелеевич, говорите со мной таким же тоном, как и этот въедливый Кошкидько. И все-таки что же прикажете мне теперь делать?

– Говорить правду. Мне пора, – присяжный поверенный вышел в коридор, но отчего-то передумал и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

15 Надлежащие меры

События последних дней вызвали в городе переполох и растерянность. Не привыкшие к шумным потрясениям жители губернской столицы все громче стали выражать недовольство работой полиции и местной власти. А газеты, воспользовавшись возможностью поднять тиражи, так приукрашивали и раздували недавние происшествия, что у простого смертного голова шла кругом. Первые страницы печатных изданий пестрели ужасными заголовками: «В комнате музейного хранителя найдено золото скифов» , «Купец Сипягин покончил с жизнью из-за безответной любви к гимназистке» , «Госпожа Загорская была убита спицей из духового ружья»… Общество заволновалось и посмотрело в сторону губернаторского дома. И тогда в кабинет полицмейстера – коллежского советника Фен-Раевского, находясь в состоянии сильной аффектации, вошел без стука Петр Францевич Рейнбот – хозяин губернии.

Говорят, именно с того дня у шестидесятилетнего полицмейстера стала нервически подергиваться щека и слегка прикрылся левый глаз. Детали разговора малоизвестны, но, зная крутой губернаторский нрав, о его содержании нетрудно догадаться. И теперь совещания в полицейском управлении проходили ежедневно: утром и вечером.

Вот и сейчас восседающий в широком кресле Ипполит Константинович, страдая от нервной судороги лица, резко отчитывал подчиненных, расположившихся по обе стороны длинного приставного стола. Портрет Николая II, почти в натуральную величину, висел как раз за его креслом, и потому каждый обращающийся к полицейскому начальнику встречался со строгим взглядом монаршей особы.

– Мне непонятно, господа, почему до сих пор арестованный не сознался в убийстве Загорской?

В ответ не прозвучало ни единого слова, и только с огородов Флоринской улицы донеслось протяжное коровье мычание и загоготали кем-то потревоженные гуси.

– Какие имеются подвижки в расследовании смертоубийства Корзинкина и Сипягина? – покрываясь свекольными пятнами, полицейский начальник повернул голову в сторону следователя по важнейшим делам, совсем недавно бывшего еще старшим следователем. – Что скажете, Глеб Парамонович?

– По первому вопросу имею следующее соображение: нам его признания и не надо! – резко махнул рукой похожий на школьного учителя Кошкидько.

– То есть как? – отпрянул назад Фен-Раевский.

– Разрешите? – привстал с места Поляничко.

– Давайте…