Я не видела причин для лжи, скорее всего, мужчина говорил правду. Его эмоции тоже не скакали в разные стороны, как это бывает у лжецов, хотя последнее не показатель. Люди разные, они по-разному лгут и по-разному к своей лжи относятся. Мой дар – не гарант истины, я не советник Стрейт.
Но на интуицию мне приходилось полагаться нередко. Виктор Даркалл не встречался с королем в день его гибели и не лгал, когда утверждал, что от королевских дел хочет держаться подальше.
Но погиб Фарам Пламенный в Херсте… значит, была иная причина для визита в город.
– Вы отдали все письма без исключения? – уточнила я. – И где они хранились все это время? В этом доме или в замке?
– Мы не живем в замке, к счастью, письма хранились здесь.
– К счастью? То есть, будь они в замке…
– То король бы их не увидел, – закончил мою мысль Виктор и посмотрел на сына: – Смотрю, твоя девушка ничего о тебе не знает, раз спрашивает такие элементарные вещи. Может, стоит ей рассказать, пока ваше будущее не сгнило и не развалилось?
Над будущим мужчина потешался уже не в первый раз, я это запомнила. Когда мы приходили с Никой, отец Адама назвал будущее выдумкой и фантазией, а теперь предрекал, что все рухнет.
И есть некий Ману, теперь я почти уверена – это брат Адама. Его погибший брат.
– Расскажите вы.
Отец Адама покачал головой:
– Увы, леди Альмар. Вы пришли по делу, смею напомнить, и на все ваши вопросы я ответил честно и открыто. Больше мне рассказать нечего, в королевские дела наша семья никогда не лезла и не собиралась, поэтому я не проявлял досужего любопытства и отдал королю все, что нашел. Остальное – ваши личные изыскания, так и проводите их самостоятельно, – с этими словами он поднялся и коротко нам кивнул: – Оставайтесь здесь столько, сколько захотите, вам подадут еще вина или обед. Выход вы тоже найдете без проблем. Всего доброго.
Он ушел, а я повернулась к Адаму:
– Не заставляй меня идти за ним и допрашивать. Или искать твою мать.
– Ты ничего от них не добьешься, – сообщил Адам.
– Но Виктор прав. Наше будущее уже гниет.
– Он ничего в этом не понимает. Я видел, как все будет. Ты захочешь…
– Не продолжай, умоляю, – перебила я, подустав от подобных историй. Сколько я их уже слышала? Не меньше десятка.
Адам неожиданно поднялся и подал мне руку:
– Идем, покажу тебе кое-что.
Через портал мы попали в уже знакомый полузаброшенный замок. Теперь я знала, что семья Адама игнорировала это место годами, и замок именно полузаброшенный. Просто он приходил в запустение очень медленно из-за своего расположения. Где-нибудь в заснеженных горах этому процессу понадобилось бы намного меньше времени.
– Мы собираемся повидать Генриетту?
– Ее здесь нет, – ответил Адам и жестом пригласил следовать за ним.
Мы поднялись на самый верх. Адам толкнул дверь одной из комнат и пропустил меня вперед. Я заметила, что дверь не была заперта. И это не удивило, ведь я уже была в этой самой комнате, как и во всех других. Мы с Никой упорно искали ответы, хотя ведь знали, с кем соревнуемся.
Если в прошлый раз помещение было пустым, то теперь его заполоняли вещи. Несколько сундуков, тяжелые рамы с картинами, небрежно прислонённые к стене, целый шкаф с книгами или дневниками. Эта комната хранила историю.
– Ты знал, что мы сюда заберемся?
–
– Потому что ее нет в нашем будущем?
– И по множеству других причин.
Я медленно прошлась по комнате. Пыли здесь не было, ведь недавно Адам перемещал вещи, но казалось, на сундуках должна лежать именно вековая пыль. Как и на книгах. И на картинах, повернутых лицом к стене. К ним я и подошла в первую очередь. Тронула крайнюю раму и осторожно посмотрела на Адама, он едва заметно кивнул в ответ.
Это открытие, сделать которое он мне позволил.
Одну за другой я переворачивала тяжелые рамы и расставляла их по комнате. Адам и не думал мне помогать, он стоял в стороне и словно отключился от реальности. Может, опять смотрел будущее, а может, не захотел вмешиваться. Я справилась и без него, и вскоре могла любоваться выставленными в ряд портретами.
Всего их оказалось шесть.
Первый я узнала – именно он висел внизу, именно его мы с Никой разглядывали, изучая Виктора, Диану и маленького Адама. Вот только было в двух работах одно существенное отличие, и заключалось оно в количестве маленьких Адамов. На этом портрете их было два.
Близнецы. Адам и… Ману? Мануэль, надо полагать.
Другие портреты тоже были семейными, общими. Возраст мальчиков менялся, родители будто оставались прежними. На шестом портрете близнецам не больше четырнадцати лет. Их лица чисты и невинны. И никаких шрамов.
– Что с вами случилось? – спросила я.
Адам не ответил, он задумчиво разглядывал портреты.