— Что случилось? — встревоженно спросила Примерова, пытаясь перекричать элсоназ.
— Все в порядке! — прокричал в ответ Фигуркин. — Скорость тридцать тысяч. Как вы просили.
— Но ведь ничего нельзя разобрать.
— Конечно. При такой скорости так и должно быть.
Элсоназ завывал еще некоторое время. Затем Фигуркин взглянул на часы, щелкнул тумблером, и вой прекратился.
— Вы прослушали варианты названий для одеколона гост 16 дробь 127, — объявил элсоназ. — Благодарю за внимание.
Наступила тишина.
Присутствующие ошалело смотрели друг на друга.
— Ну вот, — сказал Фигуркин, указывая на счетчик, — элсоназ за пять минут составил две с половиной тысячи вариантов.
— Какие же это варианты? — усомнился ехидный заведующий мармеладным подотделом. — Это же, простите, сплошное завывание.
— Совершенно верно, — согласился изобретатель, — но это завывание записывалось на магнитофон. И если запись пустить в тридцать раз медленней, то каждое слово будет звучать достаточно разборчиво.
— Но какой же смысл в том, чтобы сначала в тридцать раз увеличивать скорость элсоназа, а потом в тридцать раз понижать? — не унимался дотошный мармеладник.
— Товарищи, это уже технические детали… — поспешила вмешаться Примерова. — А теперь, я думаю, нам следует ото всей души поблагодарить Константина Львовича за его замечательное изобретение. Тридцать тысяч названий — это же потрясающе! — И Зинаида Васильевна громко зааплодировала.
Присутствующие без особого энтузиазма последовали ее примеру.
— Побольше названий хороших и разных! — сказал жизнерадостный Мартушкин, Сказал так, будто уже видел свою статью на первой странице газеты.
А вечером дома у Примеровой происходило выяснение отношений.
— Я сделал все, как ты просила, — говорил Костя, — и наконец довел элсоназ до такой степени совершенства, что он стал абсолютно бесполезным.
— Неправда! Элсоназ уже принес огромную пользу: мы опередили Горнаим.
— Опередили Горнаим! Да разве я ради этого днями и ночами возился с элсоназом?
— Костя, ты думаешь только о себе! Нельзя быть таким эгоистом! Нужно думать об интересах всего коллектива.
Фигуркин метался по комнате, то рассеянно хватая с трюмо какую-нибудь безделушку, то снимая с полки книгу или журнал. В результате журнал оказывался на трюмо, статуэтка — на подоконнике, книга — под пепельницей… А Зина ходила за Костей и так же машинально возвращала вещи на надлежащие им места. Ибо в этой комнате у каждого предмета было свое постоянное место.
— Кстати, если ты так настаиваешь, можешь снизить мощность элсоназа. Теперь это все равно.
— Мне некогда возиться с элсоназом. Я должен окончить Вычислитель Оптимального Варианта. Впрочем, боюсь, что и от него не будет никакой пользы!
— Напрасно боишься. Научная организация труда — очень полезное дело.
— Не сомневаюсь. Но есть люди, которые самое полезное дело умеют превратить в бесполезную показуху!
— Послушай, Костя. — Зина сразу стала серьезной. — Мне надоело выслушивать твои намеки. Я вижу, ты давно ищешь предлога для ссоры со мной. Но нас, слава богу, уже давно ничего не связывает. Кроме чисто служебных отношений. Так пусть наши отношения и в дальнейшем будут чисто служебными. Меня это вполне устраивает.
— И меня тоже! — с искренним облегчением сказал Костя.
Прошел месяц, и Мартушкин был официально приглашен на пуск элсонаима.
— Читал я вашу статью, — сказал Сычкин. — Хорошо написано. Нам действительно нужно побольше наименований хороших и разных, только тридцать тысяч — это уже не звучит. Тридцать тысяч — это наше вчера.
— Почему вчера? — обиженно спросил Мартушкин.
— А потому, что наш элсонаим знаете сколько на сегодняшний день составляет?
— Сколько?
— Нет, как по-вашему, — сколько?
— Не знаю.
— Сто тысяч — вот сколько!
— Сто?!
— Сто!
— Тысяч?
— Тысяч!
— В час?
— В час!
— Не может быть.
— А вот сейчас увидите. Я не зря пригласил вас на пуск элсонаима. Мы живем в век космических скоростей! Кибернетика на службе прогресса! Прошу вас… — и Сычкин с Мартушкиным вышли из кабинета.
Они прошли мимо вахтера и вошли в помещение, где находился новенький, с иголочки, элсонаим.
Он выглядел еще внушительней, чем элсоназ, и состоял из бесчисленного количества блоков и приборов непонятного назначения.
Возле машины дежурили кибернетики. И даже Рыбацкий ввиду торжественности момента был в белом халате.
Мартушкин с уважением осмотрел хитроумную машину.
— А это что? — спросил он, указывая на какой-то странный аппарат.
— Элзапус, — ответил кибернетик постарше.
— Что-что?
— Между нами говоря, электронно-записывающее устройство, — расшифровал Рыбацкий и, увидев недовольный взгляд Сычкина, умолк.
Управляющий не хотел ни с кем делить долгожданный успех.
— Элсонаим сочиняет, а элзапус выдает все варианты в письменном виде, — объяснил он. — Можете начинать.
— Есть! — четко сказал кибернетик помоложе и нажал на кнопку.
Элзапус зажужжал, и в этом жужжании чувствовалась сдержанная мощь.
— Прогревается! — с уважением сказал Рыбацкий.
— С какой скорости прикажете начать?
— Со ста тысяч, — небрежно ответил Сычкин.
— Со ста? — переспросил кибернетик.