Тайна, приносящая смерть

– Сколько же ты шел-то, милый? – не поверил ни одному его слову прокурорский.

– Минут двадцать, может, тридцать. Засекал, что ли? Сначала вообще не хотел идти, да он грозился...

– Что? – напрягся Данила.

– Грозился, что Сашке позвонит и все ей расскажет, – на имени Углиной у Ивана заметно сел голос, то ли стыд, то ли раскаяние его подсадило.

– Что расскажет Саше?

– Ну... Что я тут делал, у Жорки... Когда его дома не было или...

Данила уже почти понял, о чем речь, и еле удержал себя от счастливого смеха.

Конечно, она ни при чем! Конечно, эта милая девчонка, перенесшая столько горя, не могла быть замешана в грабеже, если он вообще имел место быть, тут еще разбираться и разбираться, ни в убийствах этих. Она ни при чем! Она хорошая и добрая, а как переполошилась, когда у Бабенко с сердцем сделалось плохо. Чуть в зубы ему – Даниле – не дала.

Что же натворить успел за ее спиной этот вихрастый переросток? Что скрывает?

– Так, давай-ка по порядку, милый... – Толик отпрыгнул от парня, сидевшего на стуле в центре кухни, нацелил в него оба указательных пальца. – Ты перестаешь мямлить и говоришь конкретно, толком. Итак, вопрос первый: что ты делал у Жорки, когда его дома не было?

Спина у парня согнулась горбом, подбородок уперся в рубашечную пуговицу на груди.

– Я его... Я его обворовывал!

– Что?! – Кажется, этот вопрос одновременно вырвался у всех, кто находился в комнате.

– Ты обворовывал вора-рецидивиста?! – ахнул Толик, притворно хватаясь за грудь, и тут же, не выдержав, заржал. – Вот это да! Гога обворованный! Ну, ну, давай, дальше!

Подбодренный ржанием одного из оперативников, парень заговорил быстрее, слова зазвучали четче, смысл высветился, но все равно выглядел ужасающе.

– Я заметил, что он то и дело в пристройку к дому лазает, подумал, не к добру. Тут как раз новое оборудование прикупил, решил на нем испробовать. Без проблем прокинул туда кабель, в тачке засел на ночь, понаблюдал. Ну и... увидел.

– Что увидел?!

– Как он из тайника что-то достал, в тряпку завернутое. Большой достаточно сверток. Потом развернул, и я офигел, если честно. Как в пещере у Али-Бабы! Все играет в свете, искрится. Я такое добро только по телику видел.

– В ювелирный никогда, что ли, не заглядывал? – не поверил ему прокурорский.

– Почему, заглядывал, – пожал тот меланхолично худенькими плечами. – Но там все под стеклом, на витринах, по порядочку, с ценничками. А тут комком вот таким, – он оторвал скованные руки от коленей, развел ладони пошире, насколько это было возможно. – Жорка все по очереди в руки брал, любовался и снова в тряпку заворачивал. И убирал в тайник.

– И ты решил, что цацки у него надобно подрезать, так?

– А почему нет? Он же их тоже не купил, заявлять не станет. А нам с Сашкой на ноги становиться нужно. У нее квартира в городе в центре большая, но запущенная до невозможности. Там ремонта одного сотни на четыре выльется. Она все мечтала отремонтировать хату и переехать туда. А денег нет.

– И ты решил ей помочь с деньгами?

– Решил.

– Она знала, каким образом ты решил заработать на ваше будущее? – все еще с опасением поинтересовался Данила.

– Нет. Она не в курсе вообще. Она не простила бы. Я ей врал, что деньги в Интернете зарабатываю. Мол, еще немного осталось, и уедем, – он вздохнул и глянул на Данилу, решив, видимо, что тот, в отличие от остальных, более человечен и поймет его порыв. – А что мне теперь за это будет?

– За что за это?! – выскочил тут же из-за его спины, как черт из табакерки, Толик. Обвел театрально рукой вокруг себя. – За все за это тебе светит лет двадцать, милок!

– Двадцать! – осип сразу парень. – За что?! За то, что я у вора ворованное добро забрал?!

– Ага, и за это тоже, – соврал Толик.

Конечно, предъявить парню это в качестве обвинения можно было с большой натяжкой. Даже учитывая его чистосердечное признание! Дело с кражей у антиквара давно в архиве. Нынешний обладатель, успевший отсидеть за кражу, ныне мертв. До смерти если он и пытался заявить о пропаже у него драгоценностей, то до конца дела не довел. Либо не захотел, либо не успел.

А вот что касается всего остального...

– А убийство Степушкина? А убийство Марии Углиной? А убийство ее соперницы – Татьяны Востриковой? – начал перечислять Толик, загибая перед носом парня пальцы и не без наслаждения брызжа ему в лицо слюной. – Это как? Это куда спишем?

– Н-не знаю! – Парень совершенно ослаб, того гляди сольется бесформенной кляксой на пол, захныкал даже, что совсем уж непристойным им всем показалось. – Не убивал я никого, вы что! Я курицу-то матери убить не могу, она соседа просит, а тут люди! А тетю Машу я очень любил! И дочь ее люблю! Разве же я смог бы?!

И тут же, проявляя чудеса осведомленности, проговорил невероятным образом восстановившимся голосом:

– Так Вовка-библиотекарь будто сознался, что убил ее. Я-то тут при чем?! А Таньку я вообще почти не знал. Зачем мне она?!