Тайна проклятого герцога. Дилогия (СИ)

Слегка повернув голову, заметила вернувшегося с зеленой бутылью принца Теодора. Одна из придворных дам кинулась к нему, что-то торопливо проговаривая. Его высочество вопросительно взглянул на меня, после на императрицу, затем развернулся и ушел, видимо за другой бутылкой.

— Как они узнали, что вы в монастыре девы Эсмеры? — жестко спросила ее величество.

Молчание было ей ответом.

— То есть вам не известно, — пришла к определенному выводу императрица.

Я же сделала вывод, что одним из "чирик" был приказ говорить правду.

— Что вы успели рассказать герцогу? — продолжила ее величество.

С откровенным изумлением понимаю, что подверглась банальному допросу. Впрочем, о банальности не было и речи — меня соизволила допрашивать особа королевской крови, и боюсь, молчание в дальнейшем не сыграло бы мне на руку.

— Чирик! — последовал злой приказ. — И искренне. Я хочу знать о ваших чувствах!

Несмотря на применяемую магию мне не особо доверяли — и на стол легла извлеченная из потайного ящичка в столешнице, небольшая малахитовая статуэтка девы Эсмеры. Что это такое мне было известно — определитель правды. Миниатюрный. К слову сестры допрашивали поставив на колени у статуи высотой в два человеческих роста, но и действенность статуэтки не вызывала сомнений.

За прошедший месяц мне довелось увидеть столько лживости и притворства, что чрезмерная и не всегда уместная откровенность лорда оттон Грэйда невольно стала импонировать, а потому я позволила себе искренне ответить:

— Я восхищаюсь его светлостью.

Миниатюрное произведение храмовного искусства осталось тусклым и безжизненным, подтверждая правдивость моих слов.

Императрица тихо выругалсь, помянув невоздержанность морского дьявола. Затем последовал новый вопрос:

— Почему Грэйд женился на вас? От остальных мерзавец превосходно избавлялся.

Мне вновь пришлось задуматься о правильном подборе слов. Вспомнив, сказанное его светлостью за нашей второй совместной трапезой, честно ответила:

— Он не оставил себе выбора.

Взглянув на оставшуюся неизменной статуэтку, Кассилия кивнула и продолжила:

— Вы дали согласие на родовой брак но собственной воле?

Опасный вопрос. Крайне. И как именно следует отвечать мне не известно. Лгать глупо, говорить правду не менее глупо. Пришлось несколько слукавить:

— Я полностью отдавала себе отчет о том, в какой брак вступаю. Статуэтка осталась без изменений.

— Исчерпывающий ответ, — усмехнулась императрица.

— Ваше величество просила быть откровенной, — покорно ответила я.

Кривая усмешка.

Несколько секунд первая леди империи пристально смотрела на скульптурку, затем подняла взгляд на меня и спокойно произнесла:

— Тебя проще убить.

Пауза, испытующий взгляд на меня, медленно растягивающаяся улыбка и издевательское:

— Но это было бы слишком скучно, моя дорогая.

Холодок невольно пробежался по спине. И взгляд метнулся от пристально следящей за каждым моим жестом императрицы, ко все более ярко сияющему серебряному сплаву, которым были покрыты резные решетки на окнах. И что это?

Предупреждение о приближении нечисти или свидетельство вспышки гнева последнего представителя династии Грэйд? Но и нежить, и Дэсмонд далеко от дворца… Тогда на что реагирует святой сплав?! На нежить нет — в городе все сияет менее ярко. А подобное сияние я видела лишь, когда мы с его светлостью летали в грозу. Тогда на эмоции?! Чьи?

Взгляд метнулся к императрице, и внутренне я похолодела — Кассилия прищурив глаза, пристально смотрела на меня. Я же… я. — Внезапно вспомнила одну деталь, что никогда не вызывала вопросов император и императрица оба темноволосые, его высочество принц Генрих блондин!

— Ты побледнела, девочка, — вдруг улыбнулась ее величество.

Я ничего не знала о магии, совершенно ничего, но внезапно мне вспомнилось, что абсолютно все черные маги, что мне встречались, были темноволосы и темноглазы, у служителей церкви чаще всего цвет глаз варьировался от синего до серого, и волосы имели пепельный, либо каштановый оттенок, а белые маги, они…

Догадка поразила!

Дикостью, неприличностью, каким-то внутренним противлением.

И я понимала, что стоит молчать, возможно, обсудить это позже с его светлостью, возможно, похоронить в памяти, но мне не хватило выдержки. Воистину — не хватило.

И взглянув в черные глаза императрицы, я тихо спросила:

— Генрих не является сыном его величества?

Мертвенная бледность проступила даже сквозь тщательно нанесенный макияж, и Кассилия резко ответила:

— Генрих законнорожденный!

И ее лицо осветилось зеленым свечением, что издала статуэтка девы Эсмеры, указывая на только что произнесенную ложь.

И ее лицо осветилось зеленым свечением, что издала статуэтка девы Эсмеры, указывая на только что произнесенную ложь.

— Дьявол! — выругалась императрица, и, схватив несчастную скульптурку, швырнула ее в закрытое окно. Раздался звон…

Святой сплав засиял ярче…

Почему-то я улыбнулась. Странная реакция, странная и пугающая даже меня саму. Но не менее жутко прозвучали и следующие мои слова: