Читаем Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации полностью

Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

Видимо, опасаясь, что запись о плате за лошадей не уцелеет или ее не разгадают, Пушкин дал еще один ключ. В папке под названием «Застольные разговоры» на отдельном листке он делает запись, не имеющую никакого отношения ни к остальным записям, ни к названию папки:

«Форма цыфров арабских составлена из следующей фигуры».

Если перевести буквенные обозначения в соответствующие им цифры, нетрудно заметить, что суммы цифровых эквивалентов всех четырех треугольников и будут суммами вертикальных рядов усложненного «магического квадрата».

В таком виде ключ дал Лацису возможность распределить по строфам строки из 4-х столбцов внутренних сторон пресловутого листка — но и этого оказалось недостаточно для полной расшифровки.

Дело в том, что строки, даже перемешанные, могли быть узнаны тем, кто их ранее читал, — в частности, царем: его цепкая зрительная память была общеизвестна. Пушкину пришлось изменить их, причем так, чтобы будущие отгадчики смогли их восстановить. Это была непростая работа: ему пришлось продумывать не только мыслимую реакцию императора, но и ход мысли будущего разгадчика его шифра. Частично Пушкин вышел из положения за счет усилений, которые делали строки неузнаваемыми для глаз царя, частично — за счет умышленной, но разгадываемой порчи.

Процесс расшифровки пушкинских «разбросанных строк» описан Лацисом в его книге «Верните лошадь!» (М., 2003). Нецелесообразно подробно пересказывать это филологическое детективное расследование — интересующимся придется дождаться ее переиздания; я полагаю, она появится и в Интернете. Сегодня же я хочу показать широкому читателю результат его труда — восстановленные первые 10 строф «уничтоженной» 10-й песни «Евгения Онегина»; в таком, «собранном виде» они публикуются впервые:

III

I

Гроза двенадцатого годаЧас от часу роптала злей.Пустился далее злодей —Остервенение народаНастигло. Кто Руси помог?Барклай? Зима? — Иль Русский бог?

II

Иль, вековой оплот державы,Петровский замок. Вправе онНедавнею гордиться Славой:Здесь ожидал Наполеон,Последним счастьем упоенный,Послов коленопреклоненнойМосквы с ключами от Кремля.Но не пришла Москва мояК нему с повинной головою —Не праздник, не позорный дар,Она готовила пожарНетерпеливому герою.Отселе, в думу погружен,Глядел на жадный пламень он.

III

И прочь пошел… Пал деспот, «нижеИсколот». Силою вещейЦарь-путешественник в ПарижеБыл наречен Царем царей,Нечаянно пригретых славой.«Владыка слабый», и «Лукавой»,«Плешивый», «Щеголь», «Враг труда» —Буффонил недругов!— ТогдаЕго не благоумно звали,Когда канальи-повараУ Государева шатраОрла двуглавого — щипали…— Что Слава? В прихотях вольна,Как огненный язык, она

IV

По избранным главам летает.Чреда блистательных победС одной сегодня исчезаетИ на другой мелькает вслед.За новизной бежать смиренноИ возносить того священно,Над коим вспыхнул сей язык,Народ бессмысленный привык.— На троне, на кровавом поле,Меж граждан на стезе иной,Твоею властвует душойИз них, избранных, кто всех боле?— Все он, сей дерзостный пришлец,Еще незнаемый в конец

V

Сей всадник. Вольностью венчанный,Пред кем склонилися цари,Сей муж судеб: иль странник бранный,Иль тень исчезнувшей зари…Нет, не у щастия на лоне,Не зятем Кесаря на тронеЕго я вижу, не в бою,Но там, где на скалу своюСтупил последний шаг Героя.Изгнанный манием царей,Осмеян скопищем вралей,Измучен казнию покоя,Он угасает, недвижим,Плащом закрывшись боевым.