Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

— Что царь?
— На Западе гарцует,
А про Восток и в ус не дует.
— Что Змий?
— Ни капли не умней,
Но пуще прежнего важней,
И чем важнее, тем тяжеле
Соображает патриот.
— О рыцарь плети, граф Нимрод,
Скажи, зачем в постыдном деле
Погрязнуть по уши пришлось,
Чиня расправу на авось?

VII

Авось, о шиболет придворный!
Тебе куплетец посвятил
Тот «стихотвор великородный»,
Кто наугад предупредил:
«Авось, дороги вмиг исправят…
— Авось, временщиков ославят,
Иль повредит нежданно лоб
Рысистых лошадей холоп.
— Авось, аренды добывая,
Ханжа запрется в монастырь…
Семействам возвратит Сибирь,
Авось, — по молви попугаев —
„Неблагоумных сыновей,
Достойных участи своей“».

VIII

Тряслися грозно Пиринеи,
Волкан Неаполя пылал.
Безрукий Князь друзьям Мореи
Из Киммерии подмогал.
Олимп и Пинд и Фермопилы
Недаром накопили силы,
Страну героев и богов,
При пеньи пламенных стихов
Тиртея, Байрона и Риги,
Недаром потрясала брань:
— Возстань, о Греция, возстань,
Расторгни рабские вериги!
На прахе мраморных Афин,
Под сенью царственных вершин.

IX

На гробах праотцев Перикла,
Воспрянь, о Греция, воспрянь!
Свобода заново возникла…
Элладе протянула длань
И доле двинулась Россия,
В свои объятия тугие
И пол-Эвксина приняла
И Юг державно облегла.
Решен в Арзруме спор кровавый,
В Эдырне мир провозглашен,
Опять кичливый враг сражен,
Опять увенчаны мы славой,
И ты, к Отечеству любовь,
Два чувства сопрягаешь вновь.

X

В них обретает сердце пищу
Два чувства дивно близки нам:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня,
Как без треножника пустыня
И, как алтарь без божества,
Земля была б без них мертва,
На них основано от века
По воле Бога самого,
Залог величия Его —
Самостоянье человека.

Разгадывая ребус Пушкина, Лацис не знал, что рассказ ведется не от имени поэта, что «автор» в романе — Онегин, которого Пушкин заставил пользоваться приемами архаиста Катенина — и, в частности, галлицизмами; тем ценнее его догадка об использовании Пушкиным галлицизмов вроде «ниже исколот» (в смысле «в конец опозорен»). Знай он работу А. Баркова «Прогулки с Евгением Онегиным», задача его была бы существенно облегчена, и ему бы не пришлось ломать голову, по какой причине Пушкин в черновике зачеркивает слово и ставит над ним другое, похуже, а затем зачеркивает и это и ставит третье — еще хуже: очень уж удачные строки своему антагонисту Пушкин отдавать не хотел.

2. «Дух его неукротим»

I

«ПОЛТАВА» в пушкинском творчестве занимает исключительное место: это его единственное произведение, где главные герои неамбивалентны, что в прямом прочтении ее текста как эпического повествования от лица поэта (а именно так поэма читалась и читается вплоть до нашего времени) резко снижает ее художественность. «Мазепа, пожалуй, первый из пушкинских характеров, выдержанный с начала до конца как резко отрицательный, заслуживающий самого сурового приговора, в нем нет ни одной светлой противоречащей его злым помыслам черты», — писал один из лучших наших пушкинистов Б. С. Мейлах. «…В творчестве Пушкина трудно найти другой пример такой однозначно отрицательной оценки персонажа, лишенной даже попытки дать характеристику героя „изнутри“…» — вторил ему Ю. М. Лотман, приводя в пример «черты романтического эгоизма», которыми наделил Пушкин Мазепу: