Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

LX

Я думал уж о форме плана

И как героя назову;

Покамест моего романа

Я кончил первую главу;

Пересмотрел все это строго;

Противоречий очень много,

Но их исправить не хочу ;

Цензуре долг свой заплачу

И журналистам на съеденье

Плоды трудов моих отдам;

Иди же к невским берегам,

Новорожденное творенье,

И заслужи мне славы дань:

Кривые толки, шум и брань!

Отсюда следует, что Поэт написал первую главу и принес ее на продажу. Следовательно, далее он будет писать очередные главы — и публиковать их «по мере изготовления», намереваясь на «писать Поэму песен в двадцать пять». Здесь имеет место также отсыл к Стерну («как героя назову») и признание «автора» в собственной беспомощности («Противоречий очень много, Но их исправить не хочу»), которую «автор»-Онегин скрывает за нарочитой небрежностью («не хочу»).

Фактически все стихотворение — один большой монолог Поэта, который, отвечая на «наводящие» вопросы Книгопродавца, вспоминает. Сначала он вспоминает, как он начинал писать. Тогда он «музы сладостных даров Не унижал постыдным торгом». Из реплики Книгопродавца видно, что у Поэта когда-то была и слава (или, по меньшей мере, известность), но Поэт выдает сегодняшнее кредо:

Блажен, кто молча был поэт
И, терном славы не увитый,
Презренной чернию забытый,
Без имени покинул свет!

Из «презренной черни» и из дальнейшего видно, что этот Поэт — не Пушкин, что он свет покинул бесславно и забыт, а сейчас, противореча себе, вынужден вернуться в литературу. При этом он, видимо, полагает, что его книга будет не только издана, но и продана, хотя он уже давно «покинул свет», — что, вообще-то, невозможно, если Поэт не увит «терном славы». Книгопродавец наводит его на разговор о женщинах («сердце женщин славы просит»), и Поэт произносит часть этого «монолога», проникнутого явно не забытой обидой:

Когда на память мне невольно
Придет внушенный ими стих,
Я так и вспыхну, сердцу больно:
Мне стыдно идолов моих.
К чему, несчастный, я стремился?
Пред кем унизил гордый ум?
Кого восторгом чистых дум
Боготворить не устыдился?

Эта часть монолога подтверждает, что поэт, произносящий этот монолог, — не Пушкин: у Пушкина было принципиально иное отношение к женщинам, своих стихов, посвященных женщинам, которых он любил, он никогда не стыдился; наоборот, каждой из них он был благодарен за пережитое им чувство, даже если его чувство было безответным. («Безответная любовь не унижает человека, а возвышает его».) Отвечая на следующий «наводящий вопрос» Книгопродавца, Поэт приоткрывает и причину незаживающей обиды — отказ:

Она одна бы разумела
Стихи неясные мои;
Одна бы в сердце пламенела
Лампадой чистою любви.
Увы, напрасные желанья!
Она отвергла заклинанья,
Мольбы, тоску души моей:
Земных восторгов излиянья,
Как божеству, не нужно ей.

Далее на слова Книгопродавца «Не продается вдохновенье, Но можно рукопись продать» Поэт отвечает прозой: «Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся». На этом «Разговор» кончается, и далее идет текст Первой главы.

XIII