Тайна родной крови

– Что-то такое я и предполагал, – тихо сказал Борин, вчитываясь в написанное. – Хмелевский, значит, Казимир Викторович… Интересно, он знает, что в России у него дочь?

– Не думаю. Ты бы выдержал столько лет, зная и не видя?

– Нужно выяснить, кто он. Костя, я так понимаю, это – копии из архива ведомства?

– Да. Сделаешь официальный запрос… задним числом.

– Конечно… но как же удалось Эльзе Шторм уехать из Москвы в то время? Хотя, не это главное. Нужно срочно выяснить, жив ли Казимир Хмелевский. Вера Михайловна, вы говорили, что в полицейском участке встретили брата убитой девушки?

– Не я. Элина Поплавская, наша переводчица. И еще его видел Семка.

– Мы можем сейчас связаться с девушкой?

– Конечно, – Вера Михайловна тут же набрала номер. – Элиночка, добрый день. Нет, родная, Катю не нашли. Как Сара? Хорошо, умничка. Передай, что я ею горжусь. Я вылетаю завтра. Встречай. Элина, я сейчас передам трубку следователю, поговори с ним, девочка.

– Здравствуйте, Элина. Борин Леонид. Скажите, вы не помните, не говорил ли брат Анки Хмелевской, где он проживает? Неподалеку от Кшешовице? Поместье… А отец у него жив? Да? Переживал, как скажет отцу? Спасибо, Элина. До свидания.

– Жив, значит?

– Да. Вот что, Костя. Я сейчас в контору, буду связываться с тем полицейским участком в Кракове. Да! И запрос в наше местное ведомство сделаю. У тебя, я знаю, в Москве кто-то тоже есть?

– Одноклассник, – улыбнулся Лыков.

– Попробуй через него узнать, каким образом Эльза Шторм оказалась в Куйбышеве. Ну и все о ней. Сам понимаешь, если все официально…

– Сделаю.

– Вера Михайловна, завтра утром в следственный комитет приедет бывшая учительница Кати Красавина Елена Алексеевна. Она же была и ближайшей соседкой Эльзы и Кати по дому. Уверен, расскажет много нового о матери Кати. Видите, как оказалось – не простая пропойца эта Эльза Шторм.

Глава 23

Катя лежала на боку и боялась пошевелиться. И глаза боялась открыть – вдруг этот, чужой еще недавно человек, поймет, что она не спит. Она чувствовала его запах – легкий аромат табака и какой-то травы, кажется, полыни. Да, полыни – он нарвал ее, чтоб сделать веник. Его руки, которыми он гладил ее волосы, пахли ею. А у Кати шла кругом голова: то ли от пролитых слез, то ли от его прикосновений. Она и вдохнуть глубоко боялась. Казалось, вот вдох – и покинет ее сознание, уступив место расслабленному покою.

Катя уже не плакала – не было сил. Страх, который она испытала только что, вымотал ее, чем-то липким затаился внутри, мешая сосредоточиться хотя бы на одной какой-то мысли. Например, что дальше? Она верила этому странному Алексу. Верила каждому его слову, сама не зная почему. Но что-то подсказывало ей, не он решает. Есть кто-то выше, кому она, Катя, живая не нужна. И не в ребенке дело, как она подумала вдруг, чуть не сойдя с ума от этой мысли. По глазам Алекса видела, вспыхнувшим яркой зеленью испуга, когда кричала на него, обвиняя. Темный омут радужки отступил, открывая что-то, что он скрывал от нее, и, возможно, не от нее одной. Именно с этого мгновения она ему стала верить. Но страх-то не ушел, остался. Не Алекса продолжала бояться – неизвестности.

…Когда Катя была маленькой, часто ходила в гости к соседке Елене Алексеевне. Мать сама приводила ее туда, видимо стараясь хотя бы на время избавиться от ненужного ей ребенка. Тетя Лена жила одна в двухкомнатной квартире. То ли оттого, что в комнате, где Кате разрешалось играть, не было ни пылинки, то ли оттого, что страшно было нарушить идеальный порядок, Катя все время, пока Елена Алексеевна в спальне занималась с учениками, проводила на толстом ковре, расстеленном перед диваном. На диван она не лазила – он был покрыт белоснежным покрывалом с вышивкой. Как можно было на такое сесть? А ковер был в ярких цветах на зеленом фоне…

Игрушек в доме не было. Впрочем, и в квартире Кати их не было тоже. Но у Елены Алексеевны на столике перед зеркалом, на длинной вязаной салфетке, стояли маленькие фигурки из стекла и кости. Собачка с поднятой передней лапкой, олененок, как бы смотрящий назад, мишка, карабкающийся на поваленное дерево. Нравился Кате особенно ансамбль из гармониста и двух танцующих девиц в платочках: у всех троих были такие веселые лица! Но самой любимой фигуркой Кати была балерина, застывшая на кончиках пальцев ног с красиво поднятыми вверх руками. Все это была коллекция, как объяснила ей Елена Алексеевна. Слово это очень подходило к этим фигуркам, игрушками их назвать было нельзя. Но именно ими Кате и разрешалось играть.

Вечером, накормив ужином, Елена Алексеевна отводила Катю домой к пьяной уже матери, укладывала в маленькой комнате на диван и уходила. Катя ненавидела этот диван с выступающими пружинами и отломанной боковиной. Но, устав ворочаться, все ж засыпала. Забываясь сном, боялась только одного: вдруг завтра тетя Лена не возьмет ее к себе. И тогда придется весь день просидеть в этой комнате.

Став старше, Катя поняла, что Елена Алексеевна ее тогда просто жалела, не привязываясь душой и не пытаясь дать хоть капельку тепла.