Тайна родной крови

Теперь он понял, что отец мертв. Тело еще не остыло, в руке, свесившейся с подлокотника кресла, была зажата простая шариковая ручка. Возле кресла на полу валялась тетрадь. Сергей поднял ее и положил на стол. Набирая номер Борина, подумал о том, что опоздал совсем немного. Поторопись он чуть-чуть, застал бы отца живым.

Сергей неподвижно просидел на краю кровати не меньше получаса. Четких мыслей не было. В памяти, как кадры старого кинофильма, мелькали куски его детства и редких встреч с отцом. Не отпускало ощущение его присутствия, живого присутствия, а не лежащего бездыханного тела. Сергей старался на него не смотреть – было страшно. Почему-то казалось, отец умер как-то не до конца, что может произойти это «вдруг», и он очнется. И никак не мог решить для себя, что страшнее – мертвое тело в комнате или неожиданно оживший отец.

Огарок свечи почти догорел, и Сергей стал искать отцовские запасы свечей. В доме было две комнаты, но отец никогда не пользовался большой, на три окна, где не было ничего, кроме старого буфета и круглого стола. В маленькой же комнате он спал на широкой кровати с панцирной сеткой. Матрац был целым, только запах плесени никак не выветривался, даже когда он выкидывал его летом во двор, на травку, под горячие солнечные лучи. Подушку и одеяло, а также кое-какое постельное белье ему привез Сергей: в квартире матери на антресолях этого добра было полно. Привез он ему и посуду. Они еще вместе расставляли тарелки и кастрюли по полкам стеллажа, бывшего, видимо, когда-то книжным: на самой нижней полке завалялись два томика Чехова из собрания сочинений и слежавшиеся журналы «Огонек» за шестьдесят седьмой год. Сергей еще потом посмеялся над отцом, который потратил уйму времени, разделяя страницы и вырезая уцелевшие картинки. Эти картинки он кнопками пришпилил над кроватью, создавая «уют». Стол они перетащили из второй комнаты, кресло отец нашел в сарае. Это довершило обстановку убогого жилища бывшего адвоката.

Свечи лежали в буфете, Сергей зажег одну и принес обратно в маленькую комнату. Мельком глянув на отца, взял стул, поставил с другой стороны стола, перенес туда и подсвечник, и тетрадь.

Он начал с первой страницы, прочтя верхнюю строчку – обращение к себе.

«…Я хочу тебе рассказать про твоего деда все, что знаю сам. Страшный был человек, безумный. Он был одержим идеей найти ценности, похищенные у московского коллекционера Савушкина. Он бредил этим…

Поначалу мне он не доверял. Генерал Леонтьев очень любил твою мать. Я знаю, когда они надолго запирались в кабинете, он говорил с ней именно об этом деле. Деле Хмелевских. Но Алла, покорно выслушивая отца, в душе считала его немного не в себе. Впрочем, открыто показывать свое отношение не спешила. Думаю, боялась, что отец может лишить ее наследства – деньги в семье были, но на его счетах. А Алла не любила себе ни в чем отказывать.

Возможно, если бы я задержался в вашем доме дольше, все сложилось бы иначе. А так… Я только подслушивал. Самым бесстыдным образом, стоя на коленях перед замочной скважиной и иногда заглядывая в нее. Так я узнал, что документы по делу Хмелевских твой дед хранит в коричневом чемодане. И ставит его в шкаф. Однажды я достал папку из чемодана. Я не боялся, что меня застанет за чтением генерал, боялся заболеть этим безумием. Что и случилось: прочтя бумаги до конца, я понял, что набрел на клад… Твоя мать при всей ее практичности не смогла оценить то, о чем говорил с ней отец. И еще я понял – он подозревает, или, точнее, почти уверен, что сестра Виктора Хмелевского Зося жива. А значит, есть возможность подобраться и к награбленному. Твой дед боялся не успеть докопаться до правды, справки, которые он собрал, отчеты каких-то людей, даже копия старого железнодорожного билета до Куйбышева, – все было заботливо подшито и пронумеровано в хронологическом порядке. И еще там лежала фотография женщины средних лет, сделанная любительской камерой при явно плохом освещении. Но я, как только увидел снимок, взял его и сравнил с фотографией Зоси Хмелевской из папки с ее делом. Конечно, она изменилась, но это была именно Зося.

Казус с взяткой лишил меня дома и семьи. И возможности быть в курсе дел твоего деда. Сейчас могу тебе сказать: помочь тому человеку избежать наказания путем подкупа судьи меня попросила твоя мать. Я только позже узнал, что они с подсудимым были любовниками. «Ты – тряпка, Шустов! А он – мужик! Да! Я хотела помочь своему любовнику твоими руками!» – сказала она мне, закрывая перед моим носом дверь вашей квартиры.

Впрочем, я не могу ее осуждать – брак наш был скоропалительным и необдуманным решением с обеих сторон. Чему я искренне радовался, так только твоему рождению…

Ты помнишь, как твой дед слег? Я помню тот день, потому что генерал Леонтьев впервые сам пригласил меня к себе. Как-то ему удалось меня разыскать. Впрочем, с его-то возможностями это как раз неудивительно…»

Сергей отложил тетрадь и прислушался. Да, ему не показалось – к дому подъехала машина. Борин. Сергей взял свечу, обошел стол и поднес слабо мерцающий огонек к лицу отца.