На миссионерском поле у православных священников было немало конкурентов. Прежде всего, иезуиты и баптисты. Иезуитскую миссию отец Тихон считал самым опасным, грозным и сильным врагом. Что же касается баптистов, то их влиянию он, судя по всему, противостоял вполне успешно. По сведениям того же «Американского православного вестника», за все время его служения в Кадьяке баптисты не смогли обратить в свою веру ни одного взрослого православного алеута.
Помимо духовной помощи, надо было оказывать и помощь медицинскую. При посещении отдаленных селений священник самостоятельно делал прививки местным жителям, лишенным помощи американских врачей.
В годы пребывания на Аляске отец Тихон хорошо выучил английский язык. Но алеутским не овладел: исповедь алеутов так до конца и совершал через переводчика.
За ревностное служение он регулярно получал церковные награды: удостоился права ношения скуфьи, камилавки и золотого наперсного креста.
На этом кресте следует остановиться.
В наше время каждый священник Русской Церкви при рукоположении получает право ношения креста. Сам архиерей возлагает на него крест под торжественное пение «Аксиос» («Достоин!»).
Но так было не всегда.
До середины восемнадцатого века священники вообще не носили кресты. И лишь в самом конце этого столетия император Павел I распорядился, чтобы четырехконечный позолоченный крест выдавался в качестве награды особо отличившимся священникам.
В начале девятнадцатого века некоторые священники получали наградной крест, украшенный драгоценными камнями. А с 1820 года отбывающим за границу русским священникам разрешили носить там золотые кресты, выдаваемые «из кабинета Его Императорского Величества». Такие кресты получили название «кабинетных».
По своему дизайну кабинетный крест отличался от других крестов и был узнаваемым знаком отличия. Он был золотым и имел строгую четырехконечную форму.
В дополнение к церковным наградам отец Тихон получил по окончании службы на Аляске орден святой Анны третьей степени. Его отец не удостоился ни такого ордена, ни наперсного креста за сорок три года служения. Отцу Тихону оказалось достаточно одиннадцати лет службы, чтобы получить эти государевы милости.
На родину он отбыл по собственному желанию. К тому времени у него было уже четверо детей. Трое родились на Аляске: Галина, Сергей и Наталия. Варлам станет пятым и родится в Вологде три года спустя.
Первое время отец Тихон служил в Вознесенской церкви, затем в 1906 году был переведен на должность штатного священника в кафедральный Софийский собор «в видах пользы службы». По словам Варлама, «для церковных властей это было хорошим решением — молодой проповедник из заграничной службы, владеющий английским в совершенстве, французским и немецким со словарем, лектор, миссионер и насквозь общественный организатор — кандидатура отца у Синода не вызывала, конечно, возражений. А что он стригся покороче, носил рясы покороче, чем другие, крестился не столь истово, как остальные, — все это не пугало Синод».
На самом деле перевод священника с места на место внутри одной епархии не входил в компетенцию Синода. Такие вопросы решались местным архиереем.
Варлам Шаламов пишет, что его отец вернулся в Россию «другим человеком, чем тот священник, который уезжал в прошлом столетии на Алеутские острова». В Америке он заразился духом «свободомыслия Джефферсона, Франклина». Он вернулся, «привлеченный революционными ветрами первой революции — свободой печати, веротерпимости, свободой слова, надеясь принять личное участие в русских делах».
Эта революция началась с демонстрации, впереди которой шел священник. Шествие рабочих с хоругвями, иконами и портретами царя было расстреляно оружейными залпами. Более сотни погибших, несколько сотен раненых.
«Кровавое воскресенье» дало толчок событиям, которые назревали в течение долгого времени. В стране давно уже действовали революционеры разных мастей. Одни ратовали за введение Конституции и ограничение прав монарха. Другие жаждали свержения монархии и передачи власти в руки народных представителей.
Непосредственным организатором шествия было «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». Эту организацию возглавлял священник Георгий Гапон. Он и повел демонстрантов к Зимнему дворцу.
Но каким образом священник оказался во главе рабочего движения? Как такое могло произойти в стране, где Церковь была полностью подконтрольна государству? У Церкви тогда не было Патриарха, ее официальным главой считался царь. Все решения Святейшего Синода принимались от имени Его Императорского Величества, и даже награды церковные выдавались священникам от его же имени. Церковь была лишена самостоятельности, ею фактически управлял светский чиновник — обер-прокурор Синода. Он был «оком государевым» в этом коллегиальном органе, состоявшем из нескольких архиереев и нескольких протоиереев.