Но было в книге Илариона нечто, поначалу оставшееся незамеченным, а впоследствии послужившее спусковым механизмом к началу споров: учение о том, что «имя Божие есть Сам Бог». Вот что пишет Иларион по этому поводу: «В имени Божием присутствует Сам Бог — всем Своим существом и всеми Своими бесконечными свойствами… Для всякого верного раба Христова, любящего своего Владыку и Господа, усердно Ему молящегося и святое имя Его благоговейно и любезно в сердце своем носящего, — имя Его всезиждительное, достопоклоняемое и всемогущее есть как бы Сам Он — вседержавный Господь Бог и дражайший Искупитель наш Иисус Христос, прежде всех век от Отца рожденный, Ему единосущный и равный Ему по всему… Господь есть мысленное, духовное умосозерцаемое существо, таковое же и имя Его… Имя Господа Иисуса Христа нет возможности отделить от Его святейшего Лица».
Учение о том, что «имя Божие есть Сам Бог», Иларион заимствовал у Иоанна Кронштадтского, которого уже при жизни считали святым. Кронштадтский пастырь многократно излагал это учение в своих проповедях и дневниках. Вот лишь один пример: «Молящийся! Имя Господа, или Богоматери, или ангела, или святого, да будет тебе вместо Самого Господа, Богоматери, ангела или святого; близость слова твоего к твоему сердцу да будет залогом и показанием близости к твоему сердцу Самого Господа, Пречистой Девы, ангела или святого. Имя Господа есть Сам Господь… Имя Богоматери — Богоматерь, ангела — ангел, святого — святой. Как это? Не понимаешь? Вот как: тебя, положим, зовут Иван Ильич. Если тебя назовут этими именами, ведь ты признаешь себя всего в них, и отзовешься на них, значит согласишься, что имя твое — ты сам с душою и телом. Так и святые: призови их имя — ты призовешь их самих… и так имя Бога и святого есть Сам Бог и святой Его».
Имя «Иисус», рассуждал Иларион, не есть простое человеческое имя, данное родившемуся в Вифлееме Младенцу. Это имя «сохранялось от вечности в тайне Троичного Божества». В каком смысле? «В вечности на небесах Единый Бог: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святый. И если там пребывало имя „Иисус“, то стало быть оно и есть Бог».
Издревле монахи произносили молитву Иисусову и чувствовали, что в имени Иисуса заключена особая чудотворная сила. Эта сила исходит от Самого Иисуса Христа, Который был одновременно Богом и человеком, и она способна преобразить изнутри человеческое естество. Имя Божие, писал Иларион, «свято и даже источник святости, а потому от произношения его освящается воздух, освящаются уста твои, язык и тело твое; демоны же от страшного для них имени Божия не смеют даже и подойти к тому месту, где ты находишься, возглашая имя Божие».
В своих рассуждениях об имени Иисуса Христа Иларион доходил до утверждения, что без этого имени не существовало бы православной веры: «На имени Иисус-Христове содержится все: и вера наша православная, и все церковное богослужение, всякий чин, его обряд и порядок и все молитвенное последование… Если бы мы удалили от себя Имя Иисус-Христово, то исчезло бы все: и вера христианская, и Церковь, и богослужение, все таинства и обряды, все духовное служение и самое Евангелие».
Схимонах Иларион не был богословом, не имел академического образования. Об имени Иисуса Христа он написал так, как Бог положил ему на сердце. Написал то, что узнал не из лекций дипломированных профессоров, а из многовекового монашеского опыта, в том числе от монаха Дисидерия, которого встретил в кавказских горах. Но когда книга попала в руки богословов с академическим образованием, в ней были обнаружены неточности.
Одним из первых критиков книги стал афонский иеромонах Алексий (Киреевский), племянник известных славянофилов братьев Киреевских, проживавший в скиту Новая Фиваида. Вместе с монахом Ильинского скита Хрисанфом он начал выступать против книги Илариона, настаивая на том, что имя Божие не должно отождествляться с Богом: если оно и имеет какую-либо силу, то не само по себе, а благодаря тому содержанию, которое вкладывает в него произносящий. В имени «Иисус» он не видел ничего, кроме простого человеческого имени, подобного именам других Иисусов, упоминаемых в Библии.
Эти мнения вызвали осуждение тех иноков, которые придерживались иных взглядов и считали имя Иисусово священным и «достопоклоняемым» (достойным поклонения). Они обвинили Алексия в ереси, перестали брать у него благословение и отказывались сослужить с ним. Алексий в ответ называл их «лапотниками» и «сухарниками», намекая на их крестьянское происхождение и отсутствие у них богословского образования.
Споры вокруг почитания имени Божия вскоре вышли за пределы Фиваидского скита и перекинулись на другие афонские русские обители, в частности, на крупнейшую из них — Свято-Пантелеимонов монастырь. Те, кто стоял на стороне Илариона, стали называть себя «имяславцами», а своих противников — «имяборцами». Противники, в свою очередь, прозвали их «имябожниками».