Тайна семи

Поначалу мы с братом пробирались задними дворами и узкими проулками, где снежные сугробы у мокрых кирпичных стен доходили в высоту до сорока дюймов. А в центре этих коридоров подтаявшая наледь смешивалась с землей, лошадиным навозом, разным мусором, кровью зарезанных кур и калом мелких животных, образуя внушающую чуть ли не благоговение со знаком минус кашу, которую циники от политики назвали бы «корпорационным пудингом».

Но вот мы наконец вышли на довольно оживленную улицу. Я неустанно всматривался в лица прохожих – очевидно, в надежде увидеть красивое лицо Делии под каждой зимней дамской шляпкой или же маленькое круглое личико Джонаса над каждым детским шарфом, обматывающим шею. И все время думал при этом: как и где искать двух пропавших людей в таком огромном городе, как наш Нью-Йорк. Если, конечно, они еще до сих пор в Нью-Йорке. Зябко ежась, я продолжал трусить за Валом, старался не отставать от него.

Если они на Манхэттене, я их найду, поклялся я сам себе. Найду, даже если для этого придется обыскать каждый дом от Бэттери до Челси и обратно.

Мы уже давно миновали Восьмой участок, дошли почти до конца Мерсер-стрит и находились примерно в половине квартала от пожарного депо Валентайна; лишь тогда я догадался, куда мы идем. Обычно я избегал бывать там. Если точнее, заходил всего два раза, и до этого считал, что Вал работает пожарным из-за своего чертова безрассудства, стремления постоянно искать приключения на свою задницу. А вовсе не из чувства вины или вселившегося в него безумия.

Я так еще и не решил, что хуже. Думал долго, но никаких выводов не сделал.

Пожарное депо под номером 21, принадлежащее компании «Никербокер», представляет собой двухэтажное кирпичное здание с широкими воротами для машин. Сами эти фантастические машины стоят внутри, сверкают своими отполированными боками и походят на драконов в пещере. Жители Манхэттена просто обожают пожарных. Сильные бесстрашные парни, они пользуются среди населения огромным уважением, в отличие от ребят, призванных на военную службу, судов присяжных и восьмидесяти – девяноста процентов наших законов. И, подобно моему брату, часть пожарных зарабатывает себе на ром с устрицами политиканством. Нью-йоркские пожарные – это настоящее братство разного рода прохвостов и разбойников. Так что неудивительно, что Вал в этот шторм нашел для себя самую безопасную гавань. Каждому из этих сукиных сынов время от времени доводилось разбивать кому-то башку или в кровь расквасить нос. И честь заливать пламя водой выпадает прежде всего тем, у кого имеется под рукой гидрант с бочкой, а на руках – медные кастеты. Шайке отпетых головорезов, я бы сказал. Но они столь же бесстрашно входят в бушующее пламя, слыша крики попавших в огненные ловушки граждан, машут топориками, и дождь оранжевых искр слетает на их кожаные шлемы. И спасают несчастных.

За это их и обожают. И каждую неделю гибнет хотя бы один из них, задохнувшись от дыма где-нибудь в горящем складе, или погребенный под обломками рухнувшей лестницы.

Неплохо было бы устроить так, чтобы Валу ампутировали ногу – всего одну, – чтобы он уже не смог больше нырять сломя голову в этот пылающий ад. Если будет чисто физически больше на это не способен, то наш бессердечный город лишится самого отчаянного и умелого своего огнеборца. Факт сам по себе удручающий, но лично меня он вполне устроил бы. Потому как брат был дорог мне.

Мы прошли в депо через небольшую дверцу, расположенную рядом с аркой для машин, и сбросили боты. Затем Вал повесил шляпу и пальто с отделанным мехом воротником на крючок в небольшом коридоре. Под пальто у него оказался костюм пожарного – небрежно застегнутая на пуговицы фланелевая рубашка кроваво-красного цвета, заправленная в отчищенные щеткой черные брюки.

– Ты дома сегодня еще не был? – спросил я.

– Нет. Вчера заработался допоздна. Срочные дела. А после того, что выложила мне миссис Боэм, всякая охота идти туда сразу отпала. Знаешь, Тим, а она просто душка, а не женщина. Вот только в толк не возьму, как может совмещаться такая аппетитная круглая попка с тощей, как палка, фигурой. Впрочем, могу выяснить это сам, поскольку ты у нас превратился в монаха… Ну, как дела, ребята?