Тайна семи

Откатившись в сторону, я приземлился на заледеневшем снегу. Пальто зашипело, попав во что-то мокрое. В воздухе висела вонь прогорклого кухонного жира или масла, в котором жарили рыбу, и свиные рульки, и бараньи кишки, и еще бог знает что, причем несчетное число раз. Я сунул руку в потемневший от сажи снег. На месте небольшого ожога на руке уже вздувался волдырь.

Но Малквин пострадал куда как больше.

Я обернулся и увидел – он лежит на спине, на снегу. Крики прекратились. Зеваки толпились вокруг и жужжали, как шершни. Какая-то женщина громко рыдала; ее обнимал за плечи джентльмен, видно, друг, заглядывал ей через голову, и на лице его читалось крайнее отвращение. Потом он отодвинул ее в сторону, и я увидел своего врага во всей красе. Как раз в этот момент в ноздри проник запах горелой плоти.

И я тут же покинул Пять Углов и перенесся в другое место. И в другое время. Центр города, семь месяцев тому назад. Мир вокруг походил на размытую водой акварель, краски смешивались, шли рябью, перетекали одна в другую – часто посещающий меня ночной кошмар.

Ты был счастлив. Ну, или почти счастлив. Ты привык к тому, как устроена эта жизнь. А потом вдруг оказывается, что у тебя просто отсутствует часть лица, и с тех пор ты чувствуешь себя уродом, нацепившим карнавальную маску.

И еще, когда это произошло, было страшно больно. Просто жуть до чего больно…

Я приподнял голову. Полицейские, приспешники Малквина, хватали горсти снега и бросали его на лицо и шею своего друга.

Вряд ли это поможет. Я видел растрескавшуюся кожу, красную, как спелое яблоко, видел, как она отслаивается от десен. И от глазниц тоже. И от Адамова яблока.

Я сплюнул как раз перед тем, как желудок начало выворачивать наизнанку. Он сам принял за меня решение. Захотел жить своей независимой жизнью. Пошатываясь, я поднялся на ноги и глянул вверх, на окно, из которого выплеснули котелок кипящего масла. За стеклами было темно. В комнате наверняка уже никого, а в котелке разогревают суп. С запозданием и яростным криком краснощекий малыш-полицейский бросился к двери заведения «У дядюшки Неда» – видимо, решил излить гнев на оставшихся там чернокожих.

Никто ему не препятствовал. И я был уверен, что к этому времени их там уже не осталось. Лишь закрытое темное окно символизировало молчаливую ярость этой общины. Ее сплоченность, силу и волю.

– Вам не стоит здесь оставаться, – сказал бармен.

Я поднял глаза – он стоял всего в нескольких дюймах от меня.

– Думаю, вы только что спасли мне жизнь. Так что и вам тоже не стоит.

– Вы правы. Давайте подумаем, как уладить ситуацию. – Морщинка на лбу между карими глазами немного разгладилась.

Мои же глаза – вернее, один глаз, потому как второй, левый, совсем заплыл – невольно покосились в ту сторону, где в грязи, раскинув ноги, лежал Малквин. Черноволосый ирландец орал пожарным, чтобы вызвали «скорую». Двое тут же помчались выполнять приказ. Малквин уже еле дышал, хотя пальцы рук все еще шевелились. Типичные признаки агонии обезображенного тела. Кипящее масло вылилось ему на голову, шею и верхнюю часть груди.

– Ваша лавочка через считаные часы запылает, как факел, и это еще в лучшем случае, – заметил я. – Белый полицейский напал на заведение чернокожих? Если нам повезет, сюда примчатся банды. Пахнет бунтом. В любом случае к утру Пять Углов превратятся в сущий ад.

– Ну, это как посмотреть. Еще неизвестно.

– Неужели?

– Да, – ответил он, поправляя воротник. – Все зависит от того, арестуют ли подозреваемого. Если убийцу засадят за решетку, большинство людей в этом районе вздохнут спокойнее.

Я не находил нужных слов. Большинство людей… Он говорил о своей семье, своих друзьях. Его дом, который, к несчастью, располагался на Пяти Углах, опутывала сеть из тончайших ниточек глубоких привязанностей, любви, дружбы, мимолетных симпатий. Сеть, которую он сплетал всю свою жизнь. За которую сражался. А теперь собирался разорвать.

– Вы ведь нашли виновного, я правильно понимаю? – спросил он.

Я лишь вздохнул и продолжал смотреть на этого человека. Его седые волосы, его лицо в глубоких морщинах – оно приняло теперь такое умиротворенное выражение, – его аккуратный шерстяной воротничок и темную, со слегка золотистым оттенком кожу. И сердце у меня тоскливо заныло.

– Пожалуйста, прошу вас, не надо. Я не хочу…

– А мне, черт возьми, совершенно плевать, чего вы там хотите, а чего нет.

– Но почему? – воскликнул я. – Вернее, из-за кого?

– А вот это уже другой разговор. Моя племянница Роузи, – ответил он и кивнул. – Она, слава богу, еще пока что в городе. И не одна, а с младенцем, который родился от ирландца-полицейского. Я думал, что лучше отравить его или застрелить из пистолета, но тут подвернулась такая возможность… и вы, по счастью, оказались отличным борцом. А теперь давайте, займитесь своим прямым делом. Не собираюсь стоять тут в снегу и подсказывать, что и как. Вы свою работу знаете. Сделайте все, как положено, мистер Уайлд, ясно и четко. Вы уж постарайтесь.