Тайна шляпы с сюрпризом

— Оставь меня в покое! — возмутился он. — Я первый раз в жизни увидел серую сову.

— И это, наконец, все? — язвительно вопросила я.

— Сейчас… Насмерть забыл. Была там еще какая — то женщина…

— И ты говоришь об этом только сейчас! — вознегодовала я. — Ведь это самое важное. Какая женщина?

— Очень красивая и элегантная. Говорю тебе, совсем как актриса.

Вот тут — то я просто остолбенела. Если актриса, то, может быть, Моника Плошаньская. А если пани Моника, то это новая большая сенсация и новая загадка. Все сходится. Швейцар говорил, что пани Плошаньская вышла из гостиницы. А значит…

— Высокая? — спросила я.

— Кажется, высокая.

— Стройная?

— Кажется, стройная.

— С макияжем?

— А что это такое?

— Была накрашена?

— Как артистка на сцене.

— Это она.

— Кто?

— Дуралей, неужели не догадываешься? Ну, кто? Пани Моника Плошаньская, которая красиво, как на сцене, отказала нашему Франту. Уловил?

У Мацека от волнения пересохло в горле. Он несколько раз сглотнул слюну, прежде чем продолжить рассказ, и наконец с трудом выдавил:

— Сижу на дереве, не спускаю глаз с комнаты виолончелиста. Он промывает цветную капусту, а тут что — то шур — шур под башней. Смотрю, к башне подошла какая — то женщина. Она огляделась, вынула из сумочки ключ, отворила дверь и бесследно исчезла, как дух.

— Пошла к виолончелисту.

— В том — то и дело, что нет. Виолончелист промыл цветную капусту, покрошил ее и поставил на электроплитку.

— А она?

— Черт ее знает.

— Ты ее больше не видел?

— Нет! Исчезла, и ни слуху ни духу.

— Любопытно. Нет ли там другого жилища?

— Нет, наверно. Все окна забиты досками.

— Может быть, какой — нибудь тайный проход в подвал?

— Может быть.

— В таком случае все возможно. Даже то, что ты не орнитолог, а турецкий султан. Говорю тебе, Мацек, у меня от всего этого кружится голова, и я ничего не могу понять.

— Я тоже не понимаю, что к чему, — поведал в раздумье Мацек. — Но нужно идти обедать, скоро два часа.

— Ты просто гений, Мацек. Насмерть забыла, что проголодалась. После обеда заскочу к тебе. Чао!

Вот так номер!

На обед были суп, жареная треска с картошкой и сладкий пирог с крюшоном. И наконец — то семья собралась в полном составе.

— Снова треска, — пожаловался папа.

— И снова жареная, — как эхо откликнулся Яцек.

Мама, все еще мысленно переживавшая последнюю партию бриджа, ничего на этот раз не сказала.

— А чем ты вообще занята? — поинтересовался папа.

— Вот именно, — вторил ему Яцек, — тебя нигде не видно.

— Интересно! — взорвалась я. — Ездишь с отцом на рыбалку и еще хочешь меня видеть?

— Ну вот, опять, — вздохнула мама. — Хоть за столом могли бы не ссориться.

— Когда она всегда первая начинает! — кричал Яцек.

Отец нетерпеливо чмокнул.

— Прекратите, а то начнется ад кромешный.

— Извини, папа, что тебе не нравится? — спросила я.

— Что тебя никогда не бывает дома.

— Правильно, — подтвердила мама. — Где тебя только носит? Чертенок, а не девочка.

— Я? — Голос мой звучал вполне благонравно. — Еще в Варшаве вы говорили, что нужно обязательно вдыхать йод. Вот я и вдыхаю.

— Весь день ничего не делаешь, а только вдыхаешь? — зацепил меня папа.

— И насыщаю организм кислородом. Кажется, у моря очень много кислорода и озона.

— А язычок твой становится все острее.

— Да — да, — подхватил Яцек, — ничего не делает, а только огрызается.

— Опять вы ссоритесь! — упрекнула мама, заламывая руки. — Люди ведь слушают. Я знала, что так и будет. — Она вдруг без видимого повода рассмеялась. — А я сегодня сыграла шлемика в пиках.

— Но в конце концов, наверное, проиграла?

— Нет, мой дорогой, я приготовила тебе сюрприз. Выиграла.

— Интересно, сколько?

— Три пятьдесят.

— Выигрываешь три злотых, а проигрываешь двадцать.

— А ты обещаешь принести во — о—от такую щуку, а возвращаешься с двумя плотвичками.

— Не стоит продолжать, ты никогда меня не поймешь, — вздохнул отец. — Сегодня неудачный день, не было клева.

— А я, наоборот, время до обеда повела превосходно. Играла в паре с одной милой докторшей из Жевуша. Она живет в гостинице "Под тремя парусами" и пригласила меня на послеобеденный бридж.

Услышав это, я едва не подавилась рыбьей костью.

— В гостиницу? — переспросила я.

— А что здесь удивительного?

— Тогда, мамуся, я пойду туда поболеть за тебя. Я еще никогда не была в такой роскошной гостинице.

— В ней нет ничего особенного.

Если бы только мамуся знала, что в этой гостинице проживает Франт, у которого сотня итальянских галстуков, а также пани Моника Плошаньская, которая исчезла в башне и с тех пор о ней ни слуху ни духу, то никогда бы, наверно, не сказала такой нелепости.

— Возьми ее с собой, что тебе стоит, — заступился папа. По крайней мере, будет у тебя на глазах.

Мамуся посмотрела мне прямо в лицо.

— Только умоляю тебя, Крыся, веди себя прилично и оденься по — людски.

Я оделась по — людски, то есть как обычно одеваются девочки. С отвращением натянула юбку, надела поплиновую блузку, влезла в женские туфли и думала, что меня стошнит, когда посмотрела на себя в зеркало. Я выглядела как мальчишка, переодетый девчонкой.