Тайна силиконовой души

Случай с неверным мужем стал первым и самым страшным выплеском энергии, таящейся в непрошибаемой женщине. Распахнув дверцу машины, где предавалась страсти нелепая парочка, Атразекова, шествующая до того к подъезду с продуктовыми сумками, выхватила из них пару орудий для нападения и швырнула в парик «рыжей старухи» коробочку сметаны, которая медленно потекла по растрепанным патлам, а по вытянувшейся физиономии мужа мстительница остервенело размазала гроздь перезрелых бананов. Спасибо, что не припечатала двухлитровой бутылкой газировки. После развода Светлана пошла к психологу на консультацию. И обаятельная мышка-докторишка, кругленькая блондиночка средних лет, поставила неутешительный диагноз: Светка относится к типу женщин-матерей, и ей всю жизнь тащить крест неустроенных, капризных мальчиков-мужей, которые считают большим подарком для «мамочки» одно свое присутствие. И Светка решила: «Дудки! Буду жить для себя! Захочу – рожу. Захочу – вообще уеду из страны. Захочу – роман закручу». Но Светка не родила, не уехала и не закрутила. Она пришла ко Христу: и весь «романический» морок как чистым ветром выдуло из нее. Заповеди и молитва стали главным, настоящим в ее жизни. А потом появился монастырь. С укладом, так созвучным Светланиной душе. Но сегодня, лежа в келье инокини, то молясь, то плача, Атразекова поняла, что ее душу переполняет пугающее, огромное чувство. На искушение оно почему-то не списывалось, как ни твердила себе о том трудница. Потому что было глубоким и спокойным. «Господь привел ЕГО в монастырь для МЕНЯ? И мне про монашество забыть? Боже, дай сил и трезвости понять… Дай…»

Дела по убийствам монахинь и продавщицы Красновой объединили, как и предполагал следователь Быстров, с кражей миллионов, и досталось оно Эм-скому следственному комитету и лично ему, Сергею Георгиевичу. Крошечной подвижкой в следствии можно было считать то, что приметы звероподобного мужика, оглушившего охранника в больнице и «благодетеля», споившего персонал голоднинской «Скорой помощи», совпадали. Таким образом, приметы двух человек банды, Арины и «зверюги», были в руках следствия. Отпечатки пальцев убийцы также имелись – на лицевой маске и держателе туалетной бумаги они совпадали, и значит, Шатов не ошибся с квартирой, в которой обретались бандиты. Но всего этого было мало, чрезвычайно мало для распутывания многослойного дела. Широколицый «Иоанн», вывезший деньги из монастыря, канул в неизвестном направлении. Он вывел из строя тормоза «газели»? Или «зверюга»? Или в банде значительно больше народу? А главное, кто действовал в монастыре? Ни одного подозреваемого у следователя Быстрова, лично общавшегося с насельницами, наблюдавшего за ними, не было. Он и Иова «приструнил», по большей части, из вредности. Ну не дух же демонский, в самом деле, травил Калистрату и вскрывал сейф! Но Сергей Георгиевич чувствовал, что основная зацепка кроется не в обители, а на выставке. Именно туда, отчаянно рискуя, Арина явилась сама и завершила свое черное дело в больнице – что было просто безрассудством. Значит, убийство Татьяны Красновой не терпело промедления, значит, она могла дать особо ценные сведения следствию. Но женщина целые дни проводила на выставке, и потому только там могла что-то увидеть или услышать. А может, она была вовлечена в преступную деятельность – что-то распространяла? Или была передатчиком информации? Денег? Или чего-то иного? В ее мобильном телефоне не нашлось номера с именем Арина. В дешевеньком аппаратике вообще имелось лишь шесть телефонов. Дочери, сестры, подруги, погибшей матери Евгении и собеса с поликлиникой. Сестра жила в Иванове, они не виделись годами, со слов дочери убитой, Анастасии. Подруга уже вторую неделю находилась в санатории. С ней тоже не мешает побеседовать, благо, отдыхает под Москвой. Но прежде всего – выставка. Следователь всерьез решил сегодня поговорить с организаторами торговли, чтобы взять у них схему палаток. Еще раз побеседовать с торговцами. Кроме того, Быстров отправил Загорайло обследовать квартиру убитой и еще раз встретиться с ее дочерью. Поплавский занимался связями хозяйки «нехорошей квартиры» Глоткиной, а Митрохин с извечной въедливостью разыскивал приметную машину Арины – белую БМВ с аэрографией, изображавшей ветку цветущей вишни. Или груши. Впрочем, возможно, и яблони: словом, какой-то «сакуры». Когда Сергей Георгиевич уже собрался выходить из дома, запиликал мобильный. Неизвестный номер.

– Здравствуйте, Сергей Георгиевич, это Светлана. Из монастыря. Ну, которая с вами в коровнике банку искала, – низкий, чарующий голос заставил Быстрова задержать дыхание. Сглотнув, он «казенным» тоном прервал излишние представления богомолки:

– Здравствуйте, Света, я вас сразу узнал. Что случилось?

В трубке раздалось какое-то неотчетливое пыхтение.

– Я ужасно сглупила. Ужасно! И теперь боюсь…

– А что вы сделали?

– Ой, мне нужно все это рассказать подробно. Это не два слова. Я, простите, хотела бы увидеть вас. Если это неудобно, то, конечно… Но, боюсь, мне оставаться в монастыре опасно.