Тайна Симеона Метафраста

– Ну, хорошо… – переложив листки в порядке вероятности, Суржиков вздохнул. – И всё равно, остаётся шестеро. Ума не приложу, как быть.

– Я же вижу, что у тебя есть идея, сознайся.

– Есть, Илларион Николаевич.

И Владимир изложил план, придуманный и обсуждённый за завтраком.

Певцов поджал губы, почесал в затылке, потёр нос – словом, проделал ряд телодвижений, долженствующих обозначить усиленные размышления.

– То есть, ты предлагаешь мне стать дарителем этого самого нового талисмана?

– Да, Илларион Николаевич.

– И что это может быть?

– Да что угодно! – отвечал расхрабрившийся Влад. – Да хоть бы и снимок с подписью!

– Снимок… Это мелко и недостойно Иллариона Певцова. Вот что, есть у меня один человечек, дай-ка я его приглашу. Маша! – В дверях гостиной появилась экономка, довольно молодая румяная женщина с удивительно красивыми синими глазами. – Маша, во-первых, вызови мне Ли Чана.

– Как срочно? – спросила невозмутимая Маша.

– Вчера!

– Поняла, Илларион Николаевич.

– Во-вторых, выясни, что сегодня и завтра дают в театре драмы и комедии.

– Поняла, Илларион Николаевич.

– В-третьих, убирай чай, наш гость уходит!

И как ни пытался Суржиков выяснить, что же задумал расшалившийся патриарх, на него только замахали руками и закричали «Кыш, кыш!».

Инспектор Никонов слыл среди коллег человеком рациональным и трезвым. И к тому были основания.

Родился Глеб в семье сельского врача и мага-агронома, и лет до шести был твёрдо уверен, что пойдёт по родительским стопам. По чьим именно, он не успел решить. А когда ему исполнилось шесть, родители уехали на несколько дней в отпуск в Валахов, где и попали под руку рехнувшемуся магу крови.

Мальчика забрал к себе дядя, жил он до конца школы вместе с шестью двоюродными братьями, и очень быстро научился вставать первым, съедать из тарелки всё до конца и работу по хозяйству делить поровну. Или по справедливости, это уж как получится.

А после окончания школы Глеб отправился в Москву, где и поступил вначале в училище городской стражи, а потом, после трёх лет службы – на юридический факультет университета, по специальности магический розыск. Он точно знал, что мага крови, убившего его родителей, нашли практически сразу же, и при задержании тот погиб. Но так же точно ему было известно, что рано или поздно найдётся новый желающий получить дармовую силу, выпив чью-то жизнь, и Никонов хотел быть среди тех, кто наденет ему орихалковые наручники.

Такая мечта.

Так вот, крестьянская рациональность подсказывала инспектору: во-первых, совпадения в жизни случаются редко. Во-вторых, нужно сначала выяснить предысторию, а потом делать предположения.

И, как и было запланировано, он отправился в библиотеку.

У библиотек тоже бывает специализация.

Иногда она естественно вытекает из того, кто ею пользуется, так что Высшие курсы актёрского мастерства располагают тысячами и тысячами рукописей пьес, сценариев, мемуарами режиссёров и воспоминаниями суфлёров, а, скажем, в Охотничьем клубе можно отыскать руководство по соколиной охоте, написанное царем Алексеем Михайловичем.

Книжное собрание Ягеллонского университета по праву гордилось коллекцией рукописных и первопечатных книг по магии. Здесь можно было найти «Рассуждение об армиллярной сфере и использовании её для разработки новых формул стихии воздуха» Герберта Орильякского и «Краковский Кодекс» Бальтазара Бехема, «Прусские Хоругви» Яна Длугоша и «Компендиум зла» Франческо Гуаццо…

Но Глеба Никонова интересовали книги, посвящённые заклинаниям подобия, основанным на рунической магии. О чём он и сообщил Хранителю.

То есть, конечно, до Хранителя инспектор добрался не сразу.

Вначале ему требовалось доказать, что он, не имеющий отношения к Ягеллонскому университету, не являющийся гражданином Кракова и даже Царства Польского, вообще имеет право попасть в библиотеку. На этом этапе довольно оказалось удостоверения городской стражи Москвы – всё-таки договор между государствами Союза королевств работал, и работал неплохо. Дальше, поработав с каталогом, Глеб понял, что общедоступные фонды ему вовсе ни к чему, надо попадать в закрытое хранилище. Здесь уже пришлось предъявить печать на левом предплечье, знак того, что инспектор Никонов работает, в том числе, и с делами о магических преступлениях. И, наконец, последним судьёй стал Хранитель библиотеки по имени Нарбут.

– Руническая магия, значит? – жёлтые глаза сверкнули, шевельнулись длинные пальцы, закрытые белыми перчатками, и Глеб подавил привычный суеверный ужас.

– Да, – твёрдо ответил он. – Руны в применении к заклинаниям подобия.

– Что-то конкретное?

– М-м-м… – инспектор замялся. – В принципе, нам в расследовании всё время встречается одна и та же книга, но я не уверен, что нам не подставляют решение.

– Какая именно?

Вздохнув, Никонов отбарабанил название, уже навязшее в зубах.

– Так вот, Нарбут считает, что трансмутация – это… э-э-э… «порождение болезненного воображения слабых магов, относящихся к самим себе со звериной серьёзностью», – сказал он, завершая свой рассказ.

– То есть, по мнению Хранителя, она невозможна? – уточнил Кулиджанов.

– Именно так.