На самом краю скамеечки примостился Митька Евсюков, по кличке Дылда. Лет ему было где-то семнадцать, школу бросил, работал на каких-то складах — или, скорее, числился. Тельник, широкие штаны, блатная кепчонка-«лондонка» — предмет зависти всей малолетней шпаны. Узкое, вытянутое, как у лошади, лицо, тонкие злые губы, постоянно искривленные в недоброй ухмылке. Говорили, что Дылда всегда носит при себе финку. Правда, порезанных никто не видел, но… слухи ходили.
Компашка эта — или, лучше сказать, кодлочка — в ожидании танцев занималась своим обычным делом: курили, щелкали семечки и задирали проходивших мимо девчонок. Точнее, задирал Кошкин — Алекс и остальные тупо ржали, лишь иногда вставляя колкие, по их мнению, замечания.
— О, сма-арите-ка, какая фифа! — Кошкин всегда га-аварил «по-московски», старательно растягивая «а-а». — А ножки-то ничего, а?
— Фу ты, ну ты — ножки гнуты! — сквозь зубы процедил Дылда.
Вся компания дружно загоготала. Девушка тут же ускорила шаг.
— Вот это булки! Ой, сма-арите, паца-аны, хто ето? Ето ж Ленка Тяпкина! Одноклассница… Лена, что не здороваешься?
— Ну, привет…
Тяпкина была не одна — с высоким красивым парнем.
— Ой, Миха! Ты что, с Ленкой, что ли? Ой, отстань! Она знаешь какая фифа? Точно тебе не пара.
Парнишка, однако, оказался не из боязливых:
— Да уж как-нибудь сам разберусь!
— Ой, глядите-ка, он разберется! Ты слышал, Митя? А может, ему помочь? Миха! Давай вместе разберемся — что за фифа-то? Платье пусть снимет, а мы поглядим!
— Пойдем, Миш… — девушка поспешно увела своего ухажера к кассе. — Нам два билета, пожалуйста.
— Четыре рубля! Ой, извините — сорок копеек. Все никак к новым деньгам не привыкну.
— Ха, Макс! — заметив Максима, Кошкин приподнялся с лавки. — На-аше вам с кисточкой! Что, замутим рокенрол сегодня?
— Если бригадмильцев не будет — замутим, — пообещал Макс.
— А что ты так их боишься-то, а? — компания вновь загоготала.
— Мошникова Ваньку не видали?
— Мошку? А зачем он тебе? Может, он сегодня и будет, мы ж его не па-асем.
Сплюнув, Максим кивнул контролерам и быстро прошел к сцене.
— Сма-арите-ка — на халяву! — тотчас же прокомментировал Алекс.
— Нам так не жить!
Зазвучала музыка — медленный танец. Закружились пары. Девушки в крепдешиновых платьях и модных блузках, парни — в белых рубашках. Все — от шестнадцати и старше. Были даже совсем взрослые, и даже много. Этих компашка Дылды не задирала. Боялись. Механизаторы — парни крепкие: ежели что, могут и в морду — не заржавеет!
Поболтав с завклубом, молодым парнем лет двадцати пяти, звали его Сергеем, Максим направился к выходу. После гибели Лиды танцевать ему ни с кем не хотелось, да еще нужно было перекинуться парой слов с гопниками — узнать, где же все-таки Мошников?
Медленный танец кончился, начался быстрый:
Кодлочка песенку оценила:
— О, стиль! Айда!
Дылда с Алексом тут же бросились на середину танцевальной площадки, где принялись выделываться «стилем». На скамейке остался один второгодник Курицын. Танцевать он не любил, не умел, да и вообще — стеснялся. А вот позадираться да зубы кому-нибудь выбить — это не худо! За тем ведь, собственно говоря, и пришел.
«Как же его зовут-то? — на ходу мучительно припоминал Макс. — Ваня? Валя? Игорь? Нет, не Игорь… Но как-то так, похоже… Гоша — во!»
Что ж, именно для такого случая Максим и припас пару сигарет. В чайной купил, там продавали поштучно.
Подошел, присел на скамеечку:
— Угощайся, Гош. Спички есть?
— Дак это… есть, во…
Оба закурили. Макс едва не закашлялся — не курил, спортсмен все-таки.
На дальней скамейке у трансформаторной будки, свесив голову, сидел, или скорее дремал, парень в грязной белой рубахе и расстегнутой модной куртке-«ленинградке», почти такой же, как у «стиляги» Кошкина, только не на «молнии», а на трех больших пуговицах.
Парня Максим знал. Да его тут все знали — Хренков Костя. Недавно из армии. На Севере где-то служил. Сейчас вот в колхоз устроился, техником или шофером. А еще говорили, будто Хренков был влюблен в Лиду… Лидию Борисовну. Прямо проходу ей не давал!
Молодой человек поморщился — и придет же такое в голову! Усмехнулся, искоса глянул на Курицына:
— Я, вишь, хотел у Ваньки Мошникова лампы для радиолы спросить. Не знаешь, есть у него?
— Не-а, не знаю. Ваще Ванька — парень злой!
— Да мне пофиг, злой он или добрый. Мне бы лампы.
— Приемник хочешь делать? — выказал некоторое понимание Курицын.
Макс кивнул:
— Да. Не знаю, выйдет ли.
— А Ванька сейчас на Школьной, поди. — Подумав, второгодник выпустил дым. — С мальками своими. Хаза там у них! За ямами. Ну, где картошка.
— Вот спасибо, Гош! Пойду гляну. Бывай!