Тайна синих озер

— Хоть кому-то хорошо! — пошутил объявившийся в дежурке Ревякин. — Володь, кое-что есть… Потом почирикаем.

— Та-ак! А ну-ка давайте все живо в ленкомнату! — из кабинета грозно выглянул начальник, майор Вострецов. — Ага… Дорожкин здесь — хорошо! Игнат… Дежурка… Постовые… Ха! Теркин где? Опять, поди, пьяный?

— Так пять минут еще, Иван Дормидонтович, — вступился Ревякин.

— И вовсе я не пьяный! — из приоткрытой двери кабинета техника-криминалиста просипел простуженный обиженный голос. — Фототаблицу вот к протоколу осмотра делаю. И вот тут следы еще дополнительно обнаружились — к идентификации, увы, непригодные.

Услыхав такое, Алтуфьев сразу же сделал стойку, как хороший охотничий пес:

— А почему непригодные-то, Африканыч?

— Туфли парусиновые ты как идентифицируешь? Даже размер — и тот примерно. Сорок второй — сорок третий.

— Постой-постой… — заволновался следователь. — Это ты про старую школу?

— Про нее… — в коридоре появилась тощая фигура криминалиста с фототаблицей в руках. — У Шалькина-то — сапоги яловые, с характерными такими гвоздиками подошва. Ну а у погибшей и у этой еще, Матвеевой, вообще «лодочки». Я тут карандашиком красным отметил — где туфли на парусинку накладываются, а где — наоборот.

— Выходит, был кто-то третий. В одно и то же время…

— Вот уж выводы не мне делать. Но похоже, что так.

— Ладно, потом договорите, — жестко промолвил начальник. — Африканыч, давай дуй на собрание. Ага… Это что еще за чудо?

Из дежурки притащили пьяного Глотова.

— Это ко мне, Иван Дормидонтович, — Алтуфьев быстро схватил задержанного за локоть. Крепко так схватил, будто опасался, что и Глотова майор ничтоже сумняшеся тоже загонит в ленкомнату.

— А! — добродушно улыбнулся начальник. — Работайте, Владимир Андреевич. Если что надо, мы тут.

— Спасибо.

Введя задержанного в кабинет, Алтуфьев прикрыл за собой дверь и указал на стул:

— Присаживайся. Следователь районной прокуратуры Алтуфьев Владимир Андреевич.

— Ой! А мы ничего такого…

— А ты у нас, значит, Глотов… э…

— Точно так! Стало быть, Глотов Илья Вадимович. Ранее привлекался… По сто сорок четвертой… часть два… мопед там это… случайно укатили… А потом, стало быть, — по УДО! Все честь по чести.

— Так, Илья Вадимович… — Алтуфьев строго взглянул на Глотова, так что тот — плечистый, хоть изрядно уже и потрепанный жизнью бугай с квадратной челюстью — вдруг вжался в стул, словно захотел спрятаться, укрыться от этого тяжелого взгляда, сделаться как-то незаметнее, меньше. — Скрывать не стану: времени у нас с тобой мало. Про убийство небось уже слышал?

— Это в старой школе-то? — ханыга изменился в лице. — Начальник! Это не мы. Вот, ей-богу, не мы, клянусь.

— На конюшне в тот день были? — следователь форсировал допрос. — В глаза смотреть! Не врать! Отвечать быстро, кратко. Были? Да или нет?

— Да… нет… То есть были. Но мы не…

— С кем?

— Ну, это… с кем всегда… — облизнув губы, Глотов жалобно посмотрел на стоявший на столе графин. — Попить можно, гражданин следователь?

— Попей. Ах, ты ж в наручниках…

Алтуфьев распахнул дверь:

— Дежурный! Ключи от наручников принесите!

Отомкнув наручники, следователь кивнул на графин:

— Пей. И рассказывай. Итак, с кем?

— Так говорю ж… Стало быть — Ванька Кущак и еще Дебелый… Дебелов Николай. Они щас оба в ауте. Со вчерашнего дня еще.

— Доберемся и до них, — зловеще заверил Владимир Андреевич. — Что пили?

— Так это… стало быть, «четверть» у Шалькина была. С самогоном. Ну, конечно, не полная…

— А что, и повод имелся?

— Да! — Глотов обрадовался. — Был! Был повод. Мы ж не так просто пришли — помогали кровати грузить… ну, на телегу. Кровати-то, ну, сетки панцирные, потом ребята, пацаны, в новой школе разгружали. А уж опосля мы, стало быть, на конюшню-то и пошли. Федор — мужик хороший.

— Ушли когда? — следователь поднял глаза. — Давай-ка со временем теперь определимся. Ну, день был или, может, уже вечер?

— Два с четвертью, — с неожиданной твердостью пояснил задержанный. — У Шалькина часы были. Ой, товарищ следователь…

— Значит, Шалькин упился, уснул. А часы его вы стащили…

— Это все Ванька Кущак!

— Пусть так. А почему самогон не допили? Немного оставили.

— Да что мы, звери, что ли? — Глотов обижено моргнул. — Уж не фашисты какие — точно. Похмеляться-то Шалькину потом чем? Часы — понятно. А тут, стало быть, совсем другое дело… А насчет часов не будет Федор заявлять.

— На, читай протокол.

Часы… часы… Черт побери! Часы же! А почему бы и нет? Вот откуда царапина на левом запястье убитой! Наверняка убийца часики и сорвал. Или — не убийца… Но сорвали же, определенно сорвали. Если так, то ведь должны же эти часики где-нибудь всплыть?

— Прочитал? Пиши: «Мной прочитано, с моих слов записано верно». Распишись. Здесь, здесь и здесь. Ну, все! Теперь — в камеру.

— А в камеру-то, начальник, за что? — испуганно взмолился Глот.

— За что и попался — за мелкое хулиганство.

— А, за мелкое… Это, стало быть, мы завсегда…

В дежурке оставался лишь один помощник — стриженный ежиком сержант из бывших постовых. Сидел себе за пультом да что-то писал.

Препроводив задержанного в камеру, сержант вдруг обернулся, вспомнил: