Тайна синих озер

Ну, поссорятся — помирятся, мало ли… Девушка шмыгнула носом — и чего она себе тут нафантазировала? Они с Максом просто сейчас одним делом занимаются, ну, вот получилось так, вышло. И одно это — уже здорово! А чтобы «ходить»… Будущая восьмиклассница с выпускником… Да бабки на родной улице заклевали бы! А вообще, как тогда Макс на нее смотрел — на озере, в лодке… И как потом вступился! Мошникова, гада, так треснул — мама не горюй! И поделом. Нечего тут. Если бы не дело — так, верно, плакала бы до сих пор, еще бы!

Вспомнив обидчиков и гнусный недавний случай, Женька загрустила. На душе вновь сделалось мерзко, как тогда… Это ж надо было так глупо попасться! Вот уж точно — сама виновата! Именно так все и сказали бы.

Откровенно говоря, девушка со страхом ждала осуждающе-жалостливых взглядов, шушуканий за спиной, да что там — показывали бы пальцем! Даже школьная мелюзга. «А вон, видите, Колесникова идет! Так ее недавно облапали и чуть не раздели! Сама к пацанам пришла. А еще вожатая! Чему такая может октябрят научить? Ничему хорошему, уж точно! Недаром не нашу музыку слушает, всяких там монтанов и прочих».

Пока, правда, не шушукались и пальцами в спину не тыкали. Может, потому что лето? В школе почти никого нет. Ничего, вот настанет сентябрь, уж тогда… Или, наоборот, забудется все. И она, Женька, тоже забудет. Неужели забудет? Эту всю мерзость, пальцы эти липкие, беспомощность, страх…

В таких вот мыслях Колесникова вышла на школьный двор — и нос к носу столкнулась с толстяком Владиком! Из тех самых…

Правда, вел он себя не сказать чтобы нахально, даже наоборот.

— Ой! А я это… тебя по всей школе ищу. Нитки обещал… вот… Ну это, зашить платье. А хочешь, я скажу сестре, она сама зашьет — совсем незаметно будет. Она портниха, закройщица.

— Нитки? — Женька сначала не поняла, а потом вспомнила — действительно обещал.

Хорошие были нитки. Синие, мулине — целый моток. Как раз такие, как платье.

— Ты это мне, что ли?

— А кому же? — Влад захлопал глазами. — Но если хочешь, сестра может зашить…

— Да я сама зашью. А за нитки — спасибо.

Вязла, развернулась и пошла.

— Жень, — робко послышалось позади. — Мы ведь и впрямь думали, ты шпионка…

Думали они…

— Слышь… — он ее все же нагнал.

Девушка обернулась, бросила с презрительным прищуром:

— Чего еще?

— Ты это… И Макс… вы про тех, кто у старой школы крутился, спрашивали, — несмело моргнул Влад.

Женька насторожилась:

— Ну?

— Я тогда про мопедиста сказал…

— Да не тяни ты кота!

— Там еще один был. Не у школы — в кустах. Из Койволы. Морда такая красная, кепка в солярке. А в Койволе у меня деревня.

— Деревня у помещиков, а у тебя — бабушкина изба или дедушкин дом, — презрительно бросила Колесникова.

— Ну, так.

— Так что за мужик? — Женька переспросила нарочито равнодушным тоном, пытаясь скрыть нарастающий интерес. Не очень-то получилось — выдавали загоревшиеся глаза!

— Да я его так-то не знаю, — повел плечами Влад. — Но в Койволе часто видал. Он там на тракторе. Бордовый такой, «Беларусь».

Глава 6 Озерск, середина июня 1963 г.

Утром Алтуфьев пришел в отделение рано, еще до «летучки». Вчера, хоть и приехал не поздно, да умаялся — после судебно-медицинской экспертизы Шалькина еще заезжал в прокуратуру, где присутствовал на совещании «Об укреплении социалистической законности в свете решений двадцать первого партсъезда», после снова имел не очень-то приятный разговор с начальством. По поводу все того же дела. Торопили! Еще бы — дело-то резонансное. Молодую учительницу убили, да еще с особой жестокостью!

— Из Москвы звонили, интересовались, — наставительно напомнил прокурор, кивая на висевший сзади портрет Никиты Сергеевича Хрущева. — Плохой знак! Так что поспешай, Владимир Андреевич, поспешай!

Поспешай…

И что же оставалось делать? Валить все на Шалькина? Коли уж все улики против него? Хотя какие там улики? Самая главная — «пальчики» на орудии убийства. Затем — нахождение тела… там же. Но тут как раз нестыковочка — что же это, он вот так убил, а потом здесь же, на месте преступления, и уснул сном младенца? Даже не попытался хоть как-то замести следы, уйти, скрыться. Пьяный-пьяный, а ведь изнасиловал! А потом добил. Уж сообразил бы и убежать, да и орудие убийства куда-нибудь выбросить. Почему же так не сделал? Что, совсем умом тронулся? Да нет. Экспертиза показала: вменяем, осознавал, что делал, — или мог осознавать.

Что же тогда получается? Подставили Шалькина? Кто? Котька Хренков? А что? Убил из ревности, в ходе ссоры, так сказать, на почве внезапно возникших неприязненных отношений… А может быть, и наоборот — хладнокровненько все обдумал, присмотрел, на кого вину свалить, и, дождавшись подходящего момента, — исполнил. Мотив имеется — убитая беременная была, вот, верно, ему и сказала, мол, женись… А Хренков не захотел, ну и…