— У Гиббона их можно найти, — серьезно ответил Бодич. — Выслушайте его.
— К-кто, — спросил я, — натаскивал вас в последнее в-время?
— Определенно, сержант Мэйсл. Она специализировалась в судебной антропологии с факультативами по классике и филологии — не забыли?
— Как я м-мог?
— А почему сама эта Мэйсл не читает нам Гиббона? — осведомился Дэйв. — Она уж, наверно, приятней на вид, чем вы.
— Ох, — сухо ответил лейтенант, — сержант Мэйсл временно изгнана в Парковый участок за обвинение нашего возлюбленного шефа в сексуальных домогательствах. Ее обязанности, скажем так, дают ей меньше свободы, чем прежде. Если бы не это, уверяю вас, ее бы и дикие лошади не удержали от этого расследования. И она могла бы мне помочь.
— Чем она его соблазнила? — сухо спросила Мисси.
— Понятия не имею. Но, кажется, он подарил ей пару сережек.
— Вот как?
— Так не вернуться ли нам к нашей истории? — брюзгливо спросил Бодич.
— Да, пожалуйста.
Мисси привстала, чтобы принять от Дэйва миску супа и ложку. Одеяла соскользнули с ее плеча. По комнате пролетел ангел молчания.
Дэйв решительно сунул ей суп и попятился к столу, тут же дотянувшись до пинты рома.
— Я что, похожа на змею?
Мисси взглянула на меня большими невинными глазами.
— Правда?
— Оп-пределенно н-не похожа.
Бодич поспешно приступил к чтению.
Те, кто полагают, будто душа женщины совершенно развращается с потерей чистоты…
— Ох, — утомленно вздохнула Мисси. — В его снах!
— Цыц, женщина! — прикрикнул Дэйв и поспешно добавил, увидев ее взгляд: — Кха-кха-кха…
— Слушайте же его, — напомнил Бодич.
…с жадностью выслушают все обвинения, которые зависть или общее презрение обрушило на добродетели Феодоры, преувеличивая ее пороки и вынося строгий приговор вольным и невольным грехам совсем юной блудницы…
Однако упрек в жестокости, столь мерзкий даже в сравнении с ее не столь страшными грехами, оставил несмываемое пятно на памяти Феодоры. Ее многочисленные соглядатаи подмечали и доносили о каждом поступке, слове или взгляде, направленном против их царственной госпожи. Тех, кого они обвинили, бросали в особую тюрьму, недоступную следствию и правосудию; и ходили слухи, что пытки на дыбе и бичевание производились в присутствии тирана женского пола, недоступного мольбам или голосу жалости. Некоторые из этих несчастных жертв гибли в глубоких зловонных темницах, других же, утративших члены, разум или состояние, являли миру как живые памятники ее мстительности, каковая обычно простиралась и на детей тех, кого она заподозрила или искалечила. К сенатору или священнику, которым Феодора объявила смертный приговор или изгнание, отправляли доверенного гонца, и его исполнительность подкреплялась угрозой из ее собственных уст: «Если ты не исполнишь мое повеление, клянусь тем, кто живет вечно, с тебя кнутом спустят шкуру».
— Это цитата, — заметил Бодич.
Мисси спросила:
— А «тот, кто живет вечно» — был тот самый бог, которого зовут Богом христиане, или какое-то другое божество?
— Хороший вопрос, — похвалил Бодич. — Будь здесь сержант Мэйсл, она могла бы ответить вам, хотя вообще-то это совершенно другая тема.
Он показал нам толстую папку.
— Я еще не все прочитал. Но этот раздел называется: «Восточная империя в шестом веке». К тому времени римляне переварили идею Бога, считая его единым божеством с сыном Иисусом. Но шло много споров о том, какова природа Иисуса. Был ли он вполне человеком? Или воплощением Бога? Или он был наполовину человек и наполовину Бог? Сержант говорит, что версии какое-то время держались наравне, ересь против ереси, и в конце концов вопрос стал скорее политическим, чем богословским.
— Не-ет, — протянул Дэйв. — Какое циничное утверждение!