— Это я сказал о разделении по направлениям деятельности, о приоритетах, а не о разделении, так сказать, физическом, — пояснил Гридин. — Нам надо быть всем вместе, иначе — хана. Просто Алексей будет ломать голову по своей части, вы — по своей, а я буду вас объединять. Так сказать, организатор и вдохновитель. А разлучаться нам нельзя.
Скорняков на миг задумался, потом сказал решительно:
— В таком случае, я схожу к Эмме, пусть готовится в путь.
— Ну а мы с тобой попробуем мозгами поворочать, — обернулся Гридин к Алексею.
— Давай. С чего начнем?
— Как с чего! — воскликнул Гридин. — С твоей подруги, конечно! Она ведь тебя сюда приволокла? Она. А потом куда она подевалась, почему?
Алексей смутился:
— Дядя Паша… Ирма — женщина свободная… Встретила тут какого-то парня… Первая любовь, первая драма… Ну и…
— Брось, Алексей! Дурака нашел! «Свободная», «любовь вспыхнула»! — передразнил Гридин. — Как тебе в голову пришло сюда поехать?
— Да, ты понимаешь…
По коридору послышались шаги Скорнякова, и Гридин перебил:
— Его рано пугать, а ты подумай вот о чем: мне вся эта история напоминает начало моей эпопеи в Лебяжске.
— В каком смысле? — удивился Воронов.
Но тут дверь кабинета отворилась и вошел Скорняков, поэтому Гридин смог сказать немногое:
— А ты вспоминай и сопоставляй! Вспоминай и сопоставляй!
Скорняков решил, видимо, что Гридин проводит нечто подобное инструктажу, и подхватил:
— Я сейчас, пока Эмму провожал…
— Как «провожал»? — удивился Гридин.
— Так, как и договаривались, — не менее удивленно ответил Скорняков. — Она уже ушла, извините, не прощаясь, по-английски.
Гридин махнул рукой:
— Ладно, что теперь…
— Вот именно, — согласился Скорняков и продолжил: — Так вот… Стал вспоминать и сопоставлять, и выясняется, что о находке Ивана, точнее, о находках, да и о самих его изысканиях, я знал совсем мало. Он рассказывал только о самом важном, и рассказывал, можно сказать, конспективно, вкратце. А я и не выспрашивал, надеясь, что прозвучит когда-то его подробный рассказ уже обо всем, что сделано. Надеялся, признаюсь, что он и меня как-то привлечет, и знания мои использует, и мнения моего спросит, но… вот…
Скорняков замолчал, отвернулся. Потом махнул рукой:
— Да, ладно, что теперь… Важнее другое, если уж сейчас мы хотим понять, кто и почему убил Ивана и его жену. И вот что я вам скажу, друзья мои: ответ мы найдем где-то на стыке наших с ним интересов.
— А точнее? — нашел наконец-то Гридин возможность прервать красноречие хозяина дома. — Что за стык?
— Пока не могу сказать точно, но чувствую, что ответ где-то поблизости. Я на него, можно сказать, смотрю, но еще не вижу. Кстати, вы были правы: вышитая карта и вправду показывает какую-то знакомую местность. Но и ее пока не могу узнать. Но — узнаю непременно!
— Для того и стараемся, — хотел завершить эту часть разговора Гридин.
Но Скорняков не все еще сказал:
— А что, Павел Алексеевич, если эти ваши Хёенберги лишь название, а не имя рода?
Гридин посмотрел внимательно:
— Почему вы так решили?
— Еще ничего я не решил, а только спросил, — возразил Скорняков. — Но сами посудите: основатель возникает ниоткуда, никаких родственных связей у него нет, а род, как вы рассказывали, крепнет и цветет. То есть откуда-то берутся резервы. А потом исчезает, так? Но ведь исчезает-то он только по версии, которая стала известна вам, не так ли?
— Вы почти буквально повторяете мои размышления и сомнения, — признался Гридин. — Конечно, вы правы, я рассказ об этом роде получил из единственного источника, который к тому же и не смог проверить толком. Скажу больше, уже после выздоровления я пытался что-то найти, но тщетно. Ни Хёенбергов, ни их замка никто не знает. Ну, конечно, я мог беседовать только с известными специалистами, потому что мелких, так сказать, узконаправленных надо искать очень долго, а я был уверен, что уже был участником финала.
— И вот что я подумал, — едва дождался паузы Скорняков. — Если и в вашем Лебяжске в первой половине прошлого века, и в нашей глуши века двадцать первого встречаются аналогичные артефакты, то речь ведь может идти не о семейном сообществе, а о каком-то более разветвленном объединении, а?
— Это о каком, например? — вмешался в разговор Воронов. — Масоны или нечто подобное.
— Да! — энергично подтвердил Скорняков. — Но только не масоны в их литературном виде, а что-то иное. Не исключил бы некое подобие ордена, например.
— Ордена? — все так же недоверчиво переспросил Воронов. — Иезуитов?
Гридин посмотрел на него укоризненно.
— Ты, Леша, лишним себя не грузи и сарказм прибереги. Михаил Иванович сейчас говорит именно о том, о чем и я много думал. Мы ведь все эти ордена представляем по некоему образу и подобию, так сказать. Сразу представляем тамплиеров, например, или Мальтийский орден, да мало ли! А ведь это те ордена, которые по каким-то причинам публично заявили о своем существовании, понимаешь?
— Не совсем, — признался Воронов.