Воронов посмотрел на обоих, кивнул и протянул руки к ларцу.
— Ты погоди! — воскликнул Гридин. — Соображать же надо!
— Что «соображать»? — не понял Воронов.
— Ну, сам посуди, — назидательно начал Гридин. — Тут сверху гладкая ткань, значит, большое полотно свернуто так, что все углы — внутри. Понимаешь?
— Нет, — честно признался Воронов.
— Ну, как тебе сказать…
Гридин вынул из кармана носовой платок и, развернув, положил его на стол:
— Вот положили эту ткань гербом вниз, понимаешь?
— Не понимаю, — ответил Воронов. — Почему гербом вниз-то?
— Давайте я! — внезапно предложил Скорняков.
Он положил ладонь на герб и скомандовал Воронову:
— Берите ларец сбоку и аккуратно переворачивайте его так, будто хотите положить мне на руки.
— А-а-а, — догадался Воронов.
Он аккуратно, почти боязно перевернул ларец, и все его содержимое оказалось на ладонях Скорнякова.
Как и говорил Гридин, на обратной стороне этого свертка сходились четыре угла отрезка ткани.
Скорняков медленно положил руки на стол, стал аккуратно высвобождать их, пока пакет не оказался лежащим полностью на столе, и замер.
— Не волнуйтесь, — тихо сказал Гридин. — Разворачивайте.
Скорняков аккуратно откинул все углы.
29
Теперь, когда пакет, вынутый из ларца, был развернут, перед ними стопкой лежали несколько кусков ткани и кожаный мешочек.
Скорняков взял сигарету, закурил и отошел, а Гридин наклонился и стал внимательно рассматривать все обнаруженное, не прикасаясь ни к чему.
Рассматривал долго, потом сел в кресло и тоже закурил.
— Все выполнено на ткани, которая, судя по внешним признакам, довольно хорошо сохранилась, так что можно… рискнуть…
— Да, — кивнул Скорняков. — Вот докурю и…
Но не докурил. Даже не договорил. Ткнул сигарету в пепельницу, подошел к столу, наклонился и стал так же внимательно, как недавно Гридин, осматривать содержимое.
Потом кивнул.
— Да, пожалуй, вы правы, ткань в хорошем состоянии, но не станем рисковать.
Он отошел к шкафу и начал что-то искать.
Потом, выбрав пинцет, вернулся к столу и осторожно уцепил кусок ткани, лежавший сверху.
Движения его были медленными, осторожными. Поколдовав несколько минут, аккуратно разложил все.
— Прошу лицезреть!
Салфетка с золотым шитьем, в которую все было завернуто, теперь лежала одиноко, а без герба и надписи, которые теперь были повернуты к поверхности стола, она уже не казалась такой загадочной.
Внимание переключилось на те четыре куска ткани, которые развернул Скорняков, и кожаный мешочек, который поверху был прошит толстым шнуром того же синего цвета, что и расшитая салфетка.
Три куска ткани неопределенного цвета — что-то между серым и желтым — представляли собой прямоугольники, покрытые знаками, нанесенными скорее какой-то краской, но, может быть, и вытравленными. Четвертый, чуть больше остальных, видимо, когда-то был таким же прямоугольником, от которого позднее отрезали примерно четверть. Узор на нем был вышит, видимо, бисером или чем-то подобным.
Воронов навис над столом, переводя взгляд от одного фрагмента к другому, а Гридин, постояв сбоку, сказал безапелляционно:
— Три куска — зашифрованные сообщения, а четвертый — карта.
— Карта? — покосился на него Скорняков. — С чего вы взяли?
Гридин ответил, будто о чем-то совершенно очевидном:
— Если с него всю эту лепоту срезать, то картина станет проще. Вот представьте! Представили?
Скорняков молча рассматривал ткань, потом удивленно кивнул:
— Вы, скорее всего, правы.
Гридин выбил пепел из трубки, повернулся так, что все трое стояли лицом друг к другу.
— Давайте определим приоритеты, — предложил он. — Задач много, но главных — две, поэтому нам придется разделить усилия. Ты, Алексей, делай, что хочешь, но разматывай убийство Овсянниковых. И имей в виду, что речь идет не только о них. Если ларец нашел Овсянников и он был когда-то у него…
Он посмотрел на Скорнякова, тот кивком подтвердил, и Гридин продолжил:
— Если ларец был у Овсянниковых, значит, тот, кто его ищет и не нашел, продолжит поиски. Сами понимаете, что следующий кандидат — Михаил Иванович, а если рядом с ним все время будем мы, то и мы в зоне опасности. Чем быстрее ты, Алексей, найдешь тех, кто натворил все в доме Овсянниковых, тем скорее мы вздохнем свободно, а…
— Простите, Павел Алексеевич, — перебил Скорняков. — Мне придется на некоторое время отвлечься, чтобы отправить Эмму куда-нибудь подальше. Но это нас никак не отвлечет. Она сама все устроит. Если мы все вместе ее повезем, это моментально станет известно. Так что…
— Да, я об этом хотел просить, — ответил Гридин. — Вплотную заниматься теми поисками, которые вел Иван Герасимович, предстоит именно вам, значит, по тому же следу придут и к вам, а это… сами понимаете…
— Должен предупредить, что противостоять серьезной опасности я не смогу, — с виноватым видом признался Скорняков. — Это я к тому, что вы предложили разделиться.