Тайна старого грота

Арестанты угрюмо молчали. Еще недавно, связанные общим интересом – жаждой наживы и пагубных удовольствий, они блюли субординацию, исполняя зловещие роли. Сейчас между ними пролегла полоса отчуждения. Каждый замкнулся в себе, думая о спасении собственной шкуры. Вампира и Графа распирала озлобленность, Монах выглядел жалко, словно молил Бога об отпущении грехов.

– Конвой, унести арестованных! – приказал Щеглов и облегченно вздохнул, словно с плеч его свалилась тяжелая ноша.

15. Прощай, Алекс!

"Вот и все – убийца найден. Вика, я сдержал свою клятву", – Алекс лежал с открытыми глазами на диване в своем номере, но облегчения от исполненного долга не было. Какая-то зияющая, словно черная дыра, пустота захватила его душу и сделала тело бесчувственным, не принадлежащим ему. Казалось, что его плоть существует отдельно от сознания, мыслей, раздваивается.

Мертвенно-бледный свет луны падал из окна на палас, на спортивную сумку, которую он после выдачи из камеры хранения так и не удосужился раскрыть. Надо бы включить свет, но неведомая сила приковала его к дивану. Не хотел тревожить порезанную ладонь левой руки. Неосторожное движение причиняло мучительно ноющую боль.

Корецкий лежал в тишине и одиночестве, отгороженный от всего мира. Где-то далеко, видимо в ресторане, играла бодрая музыка. Там протекала суматошная жизнь южного города с ее ветреной романтичностью и сентиментальностью, со страстями и изменами. А он находился один в этих сумрачных стенах, одолеваемый тягостными мыслями.

Полусон, полуявь захватили его сознание, и Алексу казалось, что он словно в теплые морские волны, погрузился в какой-то доселе неведомый фантасмагорический мир. Разочаровавшись, обретая зримые черты, таинственное действо. В лунном свете он вдруг отчетливо увидел гроб, обитый красным бархатом, с черной кружевной тесьмой по краям. Он стоял в гостиной на полу…

Алекс обмер, не в силах пошевелить рукой, лишь взгляд его намертво приковался к гробу. Он узнал его – последнюю обитель жены. Потом ему почудился глухой стук молотков и в следующий миг с трудом различимый женский голос: "Я жить хочу, хочу, хо-чу-у".

Он не ослышался – это просила она, умоляла, звала его из потустороннего мира. Потом раздался тягучий скрежет гвоздей о свежие доски. Алекс усилием воли оторвал голову от подушки и увидел, как крышка гроба со стороны его утолщенной части медленно приподнимается. Слышен треск разрываемой тесьмы.

Страх ледяными обручами сковал его сердце. Из гроба в прозрачном с блестками подвенечном платье поднялась невеста. Каштановые волосы спадали на обнаженные плечи, на голове – сверкающий веночек и белая фата. Глаза полузакрыты и затуманены дремой, словно подернуты вуалью. "Как долго я спала", – она сладко потянулась гибким телом, но переступить через край гроба не смогла. "У нее связаны ноги, – догадался Алекс. – Так всегда поступают с покойниками, чтобы не убежали. Какая чушь? Разве покойник способен двигаться? Но к его Вике это не относится – она абсолютно живая. Надо развязать ей ноги, и они снова будут вместе, и тогда ничто и никто не сможет их разлучить".

Эта радостная мысль неожиданно осенила его. Ни руки, ни ноги не повиновались сигналам сознания, Корецкий лежал неподвижно, завороженный жутким зрелищем. Вика протянула к нему бледные хрупкие руки, и вдруг они стали расти, удлиняться, пытаясь дотянуться до его лица. Его поразила страшная гримаса, исказившая прелестное девичье лицо. И сразу же на ее белом платье проступили ярко-красные пятна крови. Они, стремительно расползаясь, поглощали белый цвет. Плети рук бессильно обвисли, и ее облик размылся. Остались различимыми только губы в запекшейся крови, они прошептали: "Сходи в церковь, зажги свечу…"

Последняя просьба занозой застряла в его мозгу. Алекс очнулся с ощущением тяжести, сдавившей его грудь. Присел на край дивана, опасливо посмотрел в гостиную. В лунном сместившемся свете тускло блестел экран телевизора. Корецкий с трудом поднялся – сказывалось напряжение последних дней, включил свет. Остаток ночи он провел при электричестве, пока ранний рассвет не проник в окна.

"Сходи в церковь, зажги поминальную свечу", – эта фраза время от времени возвращалась к Алексу, а воспаленное воображение воскрешало пригрезившееся ночью зрелище. "Мистика какая-то, – подумал он, ощущая неприятный озноб. – Надо бы по возвращении обратиться к знакомому парапсихологу. Нервы расшатались, на пределе. Прочь, прочь отсюда, ни дня, ни минуты в этом заклятом месте".

Корецкий вспомнил, как в школе, а затем в институте ему настойчиво внушали мысль о том, что "религия – опиум для народа". И хотя он не слыл воинствующим атеистом, но к мистике и шарлатанству, к запрудившим страну экстрасенсам и астрологам, психотерапевтам и колдунам, относился с иронией. Но сейчас в его сердце теплилась надежда на существование какого-то другого, нематериального, а духовного загробного мира, где бы он мог встретиться с Викой. Алекс твердо решил, что посетит церковь и зажжет свечку за упокой ее души.