Он был без головного убора, короткие, чуть волнистые волосы слегка топорщились, не желая гладко прилегать к голове. Карие глаза с темными ресницами ответно всматривались в предполагаемых родственников. Он почувствовал мой взгляд и одним мягким движением повернулся ко мне, ласково и успокаивающе улыбнулся, шагнул ближе. У меня даже мысли не промелькнуло шарахнуться или отстраниться. Я заворожено смотрела в его глаза.
— Веллимир, — мягко прокатила я на языке его домашнее имя, — а вы уже любите меня?
Он плавно скользнул еще ближе, как-то напрягся весь, или это кажется?
— Еще и это было бы невыносимо, Арианна. Я желаю вас… Как не желал никого и никогда. С желанием можно бороться, давить его в себе, страшась ошеломить или отпугнуть. Но такое жгучее желание вместе с безответной любовью способно погубить того кто любит, при нашей силе чувств. Наша природа милосердна к нам. Нашу обоюдную любовь пробудит поцелуй. Или нет. Решайтесь, а я буду ждать столько, сколько нужно вам, — сказал тихо, как будто только для меня. Но я знала, что родители слышали. И молчали.
Я, как тогда в машине, боролась с желанием решить все сейчас, окончательно — да или нет. Хотя бы с ним… Я сама сделала шажок к нему навстречу и краем глаза уловила движение — мама дернулась ко мне и застыла, притянутая руками папы к себе. Я посмотрела на них — он обнимал ее, а она молча кусала губы, со страхом глядя на меня.
Сейчас это казалось мне чем-то несущественным. Не мешают и ладно. Все ощущения были направлены на него, а он ждал. Ни движения, ни шага навстречу мне.
Я сама прошла эти два шага к нему. Нерешительно подняла руки, положила ему на плечи. Он был гораздо выше меня и смотрел сейчас вниз, сжав губы. Плечи были напряжены и тверды, как камень. Я подняла руки выше и положила ему на шею, ощутив руками короткие колючие волосинки на затылке. Легонько потянула на себя. Он тихо выдохнул, почти застонал и наклонился ко мне, обхватив за спину и под шею, притягивая к себе. Осторожно накрыл мои губы своими губами, я закрыла глаза и пропала… Бросило в жар, опалило до боли щеки, скрутило сладкой судорогой внутри. Нежность и жадность, тепло, доверие, восторг затопили меня! Мне было так хорошо и мне было мало этого! Я вцепилась в его шею и тянула к себе, вжимаясь изо всех сил в его тело. Он опомнился первым, оторвался от моих губ, потрясенно выдохнул: — Моя!
— Мой, — тихо шепнула я, тоже задыхаясь. Оглянулась потерянно.
Мама всхлипнула: — Мистика какая-то. Нет, я не могу… я с ума сойду… Витя…
Мой мужчина вытащил что-то из кармана и спросил: — Ты примешь от меня ожерелье, любимая?
Я молча освободила шею от шарфа, запрокинула голову, глядя на него. Как будто маленькие солнышки, желтые и полупрозрачные, теплым касанием приласкали шею, удобно легли вокруг. И я увидела яркие теплые искорки в карих глазах, немыслимую нежность и жажду в его взгляде, услышала, как глухо и часто бьется его сердце, как невыносимо притягателен его запах — свежий, чистый, родной. Я вдохнула его изо всех сил, простонала: — Божественно. Ты ощущаешь так же?
— Ты пахнешь, как весенний ветерок, как цветочный нектар — прохладный и нежный… сладкий.
Он снова коротко поцеловал меня и подхватил на руки. А я обхватила его за шею и замерла. Как мы шли, садились в машину, сколько ехали — не знаю. В дом он внес меня тоже на руках, распахивая двери ногой. Никто не встретился нам, никто не мешал. Мужчина из иного мира нес свою добычу, а я ощущала его своей добычей. Я тоже чувствовала необходимость в нем, я замирала от восторга и какой-то дикой пьянящей радости. Мне хотелось дойти скорей, чтобы видеть его всего, насмотреться на того, от прикосновений которого дрожало все внутри, пело и ликовало.
Весь вечер, ночь и утро мы провели в постели. Засыпали, просыпались и снова тянулись друг к другу. Я, знавшая до этого всего один поцелуй, проходила ускоренный курс познания этого нового для меня мира — мира любви. Все фильмы, песни и книги рассказывали совсем о другом, не об этом — что происходило между нами. Все дело в силе ощущений, способности слышать, видеть и осязать на пределе, проживая за мгновения целую жизнь. Моя нежность и благодарность к нему не имела границ. Не знаю, можно ли было любить сильнее?
Я ощущала себя центром вселенной для него, страшной по силе необходимостью, всем миром. И сама чувствовала так же. И просыпался страх — страх потерять, страх за свое, то, что дороже всего на свете. А еще я теперь чувствовала его, предугадывала его движения, желания, а он — мои. Мы были, как одно целое, как будто прожили вместе всю жизнь. Это было непривычно, странно, волшебно. Это была не просто любовь, а единение — и физическое, и что казалось мне более важным и трогательным — духовное.
Маме я позвонила ближе к обеду, вспомнив, наконец, что вокруг нас существует окружающий мир. Мой муж принимал душ, а я, обернув влажные волосы полотенцем и завернувшись в простыню, достала мобильник и, чувствуя угрызения совести, ждала ответа.
— Мама?
— У тебя совесть есть? — простонала она.
— Нет, — радостно заверила я.