Тайна стеклянного склепа

— Эл, ты колдун! — рассмеялась Зои. — Ты говоришь так, словно был там и видел все своими глазами. Давид в горе и печали закрылся в своем кабинете. Моя мать — неподражаемая Элен Бюлов, пролежав сутки недвижимым мертвецом в гробу, едва пустеет зал, встает. Затем входит мисс Ли, и обе, как две хитрые лисицы, крадутся в подвал, подхватывают бедную Сезерину — да, Эл, это была та самая горничная, механическое сердце которой, простучав двое суток, замерло навсегда, — одна за ноги, другая за руки, по-прежнему крадучись, возвращаются и кладут ее заместо моей неподражаемой маменьки на смертный одр. Я же, боясь, как бы что Давид в очередной раз с собой не сделал, пыталась проникнуть к нему в кабинет через одно из зеркал и видела, как мимо меня прошли мисс Ли и моя мать, неся свою драгоценную ношу. Они меня не видели, а я их — презамечательно. Как вы догадались, что мисс Ли помогла?

— А кто же еще? — ответил я. — Одной бы Элен на этот раз было не справиться. Не стала бы она сама звонить в похоронное бюро.

— Еще как бы стала, — отозвалась Зои. — Но с мисс Ли было проще, да. Она умеет хранить тайны.

— Но когда вы узнали, что мать жива…

— Клянусь, была на седьмом небе от счастья. Я, глупая, поверила в ее смерть. И глядела сквозь зеркало с раскрытым от удивления ртом. Она проплывала мимо, перешептываясь с моей учительницей, а я разревелась даже, ей-богу.

— И тогда планы поменялись, — подхватил я. — Смерть Элен не имела никакого нравоучительного веса в отношении вас, Зои. Зато можно было ее использовать, чтобы проучить вас, Давид.

Давид прикрыл глаза, слушал молча, не шевелясь.

— Но опять осечка. Элен и Зои готовили некий сюрприз, когда вам вдруг стало известно, что похороны были инсценировкой. Зои вся отдалась подготовке к гонкам. Ее задачей было привести вас в Оклахому. А уж в заброшенной больнице Элен устроила бы вам трепку. Но и вы, Давид, застали мадам в перекрестии зеркальных коридоров оранжереи. Элен нужно было вынести оттуда старые пленки доктора и аппарат синематографа. Я прав?

Элен ухмыльнулась. Я продолжил:

— И конструкция розыгрыша снова, точно зеркальная складная игрушка, поменяла местами какие-то свои части и приняла совсем иную форму. Давид стал в некой степени участником, а вы, Зои, — случайной жертвой. Вы отправились в Оклахому, совершенно не подозревая, что планы мадам Элен несколько поменялись…

— Вот тут, Эл, будь любезен, подробней. Из того, что произошло в больнице, я ничегошеньки не поняла. Приехала, запустила ЧГТ, как с маменькой условились, подсоединила аппарат синематографа. Мы даже пару лент успели просмотреть, было весело наблюдать, как ты пытаешься ловить проекторные лучи руками.

— Синематограф — это чудо техники. И вы, Зои, чудо, образец железной воли. Вас непременно приняли б в доб-добы. Спектакль состоялся, только эпизод внесли новый. Элен умудрилась убить двух зайцев за раз. Не зря она провела в заброшенном здании больницы целый месяц, основательно подготовившись, чтобы и вас, Давид, свести с собственной тенью, с тенью доктора Иноземцева, и Зои постращать. Вы тогда едва унесли ноги. Знали, что все виденное — фарс, знали, кто режиссер сего фарса, но столкновение с экранным доктором заставило вас испытать настоящий религиозный ужас. Зои же, не зная о длительном присутствии матери, было подумала, что отец все это время скрывался здесь. Давид, вы невольно заставляли всех думать, что доктор жив. Это страшная мука. Вы хоть понимаете это? Если человек умер, его нужно отпустить.

Последние слова заставили всю троицу опустить глаза. Я безжалостно продолжил:

— Смерть Давида тоже была подстроена. Верно, доктор? Вы спрятали под своей курткой пузырь с телячьей кровью. Я тогда подумал, отчего столь сильно вдруг запахло падалью. Кровь и кишки имеют свойство быстро портиться. Вас выдал запах. Но Зои, нос которой, как и у всех городских жителей, работает не в полную силу, не заметила ничего необычного в воздухе, но все равно поняла, что вы ее обманули, — когда начала расстегивать пуговицы. Вы не учли, что она захочет посмотреть рану? Полагали, что она, увидев кровь, бежит?

— Я отговаривала его, как могла, — пожала плечами Элен. — Это было уже слишком, Давид! Никто, никто, кроме меня, не может изображать смерть. Это моя привилегия!

Она поднялась, взяла со стола наваху Зои и взрезала на мне медицинскую ленту.

— Благодарю, — отозвался я, смежив на мгновение веки. И стал выпутываться из липкого плена, снимать ленту со своей кожи, отдирать от одежды и стула.

Давид не шелохнулся, чтобы воспротивиться. Казалось, он уснул. Но все знали, что он слушает, он затаился. Элен потому и поспешила развязать мне руки и незаметно убрать нож, чтобы предупредить возможное безумство юноши и иметь лишнего союзника в моем лице. Зои украдкой переместилась к двери и, скрестив руки на груди, припала к ней спиной. Мы оцепили юношу, как оленя, попавшего в западню.

— А кто же был в электромобиле? — удивилась Зои. — Он двигался без пилота.