Тайна стеклянного склепа

— Вам, как автомеханику должно было прийти в голову, что Давид воспользовался точным расчетом. Он направил машину ровно на пандус, установил невысокую скорость и незаметно покинул ее. «Сильвер Элен» двигалась к нам, но когда въехала на горку, остановилась. Вероятно, за рулевое колесо вы посадили механическую куклу, которая просто приподняла одну из своих конечностей, убрав ее с рычажка акселератора, подобную тем, которые изображали доктора Иноземцева, поднимавшего и опускавшего руки, ноги и двигавшего головой. Создавалось впечатление, что в авто был кто-то. Ведь Давиду нужно было играть две роли — себя и отца.

— А я, глупое создание, подумала тогда — магия какая-то: как он едет без рулевого?! Это же тебе не бензиновый мотор — завел, подтолкнул, и машина поехала самоходом. В электрическом моторе требуется тот, кто будет постоянно поддерживать ток.

— Магия или наука. Наука против магии, — вздохнул я, потирая затекшие руки.

Глава XXI Кесарю кесарево, а «Наутилусу» — океан

Замолчав, я вдруг устыдился. Я стремился казаться строгим судьей, чтобы раз и навсегда отучить юношу от пристрастия к самодурству, но позабыл, что тот не мог полновесно претендовать на здорового и психически и физически человека. Я позабыл о его увечье. Несмотря на то что юноша был одноруким, к своими двадцати четырем годам он сотворил много прекрасных вещей. Его оранжерея «Времена года» могла с легкостью сойти за восьмое чудо света, а восковыми фигурами можно было украсить любой музей, не говоря уже об открытии искусственной кожи, искусственного скелета. Он пытался создать механическое сердце! Это вызов Творцу. И у меня нет причин сомневаться, что в обозримом будущем такое будет возможно.

Да и кто я таков, чтобы брать на себя роль судьи? Срок моего безумия превышал в несколько раз срок помешательства Давида, которое в сравнении с моим имел степень легкого. И совершенно было неясно, взбредет ли мне в голову вернуться в Тибет, продолжить поиски своей божественной сущности, когда наконец завершится эта история. И что мне вообще делать в этом мире?

— Давид, я рад, что вы терпеливо выслушали меня и ни разу не прервали, — сказал я. — Теперь моя очередь отплатить вам тем же. Я согласен на операцию, делайте с моей бедовой головой что хотите. Уверен, что вам удастся настроить ее на лучший лад.

Мать с дочерью в недоумении переглянулись.

— Вы обещали мне вернуть меня в прошлое. Я готов к этому путешествию.

Давид медленно поднялся, сел. Снял с груди и респиратор и очки, аккуратно уложив их рядом. Потом окинул всех усталым взглядом.

— Благодарю, — коротко ответил он. — Вы меня совсем лишили сил. Если можно, то мы вернемся к разговору об операции позже. Да и… не уверен теперь, нужна ли она человеку со столь высокими аналитическими способностями.

Я вдруг почувствовал в его тоне нотки обреченности. Я, моя голова и операция ему стали вдруг неинтересны. Разоблачение, казалось, уничтожило в нем частичку души. Я надеялся, что пройдет некоторое время, и он, словно после долгой болезни, восстановит свою страсть к изобретениям, механике, медицине. Сейчас он, вероятно, чувствовал себя уничтоженным и, кажется, замышлял недоброе.

— Что же мне теперь делать? — спросил он наконец, хотя во взгляде его ясно читалось, что он уже пришел к решению. И что-то мне подсказывало — к весьма неожиданному. Элен и Зои тоже напряженно наблюдали за ним. Давид сидел, свесив ноги с высокой койки, как обиженное дитя. — Могу ли я просить о прощении? Я, кажется, доставил всем вам столько хлопот, что сейчас готов сгореть со стыда…

— Брось, Дэйв, — первая отозвалась Зои; в голосе ее звучали нотки мольбы. — Зато не было скучно. Мы все очень рады, что ты все осознал. Ну маленько заблуждался, с кем не бывает? Только не думай, что это поражение. Ей-богу, если бы не Емеля наш, я не знаю, чем бы все закончилось. Я была готова потерять голову и не всегда понимала, что происходит.

Лицо юноши на мгновение осветилось улыбкой — той самой улыбкой, какую я видел на восковой фигуре в подвале, — но она тотчас погасла, Давид опустил голову, погрузившись в раздумья.

— Когда пароход причалит? — спросил он.

— В понедельник вечером, — отозвалась Элен.

— Хорошо, — проронил он, продолжая безжизненным взглядом сверлить носки ботинок.

Тишина, наступающая после каждой его короткой реплики, казалась такой ужасающей, что даже я устал от повисшего в воздухе напряжения. Мне все время мнилось, что он вдруг соскочит, бросится к двери, следом — к планширу и за борт. Но у двери стояла Зои и словно пес Цербер стерегла этот путь к отступлению.

— Нам придется распрощаться с доктором навсегда, — выдавил он.

— Да, Давидушка, надо пересилить себя и совершить этот нелегкий шаг, — ответила мадам Бюлов.

— В таком случае пусть его призрак покоится на дне океана.

— В смысле? — лицо Зои перекосило от недоумения.

— По прибытии в порт Йокогамы я устрою несчастный случай, направлю электромобиль в воду. Сам всплыву, а про доктора скажу, что он захлебнулся и тело его унесло подводным течением.