Тайна стеклянного склепа

Следующее пробуждение было до того тяжелым, что я не сразу осознал, где я, и не сразу вспомнил все, что со мной приключилось после моего путешествия из Ташилунга по следам черной богини Кали. Первые несколько минут мне вновь казалось, что я попал в махападма-нараку, меня трясло от холода, было темно. Тогда я решил, что все еще нахожусь в яме. Мне часто казалось, когда я пробуждался ни с того ни сего среди ночи, что я еще пребываю в обители Ташилунга. Даже бывало, задремав в пути, на пароходе или в купе вагона, и понимая, что еду, и зная, куда направляюсь, я ощущал себя в монастыре, и сквозь грохот колес или людской гомон порой слышал чудесные звуки барабана и поющих чаш. Казалось, вот открою глаза, перед взором возникнут снежные вершины, ветви гималайских сосен в серебряном инее, трепещущие цветные флажки, в нос ударит запах мороза.

Но сейчас пахло эфиром.

— …он толковал про какие-то макрофаги, черт его разберет, говорил, отец с их помощью по костям понял, кому они принадлежат, — говорила Зои торопливым шепотом по-русски.

— Зоенька, это невозможно, — так же тихо отвечал Давид, и тоже на чистейшем русском языке. Он держал девушку за руку и слушал, не отрывая от нее преданного взгляда.

— Невозможно! Еще не попробовал, а уже — невозможно, — зашипела Зои, выдернув пальцы из его ладони. — Какого черта, ты же гений, разбирайся!

— Я не представляю, как… И зачем же ты выкопала эти кости? Это грех, Зоя, так нельзя было делать.

— Папе, значит, можно, а мне — нельзя?

— Он неправильно поступал.

— Святоша чертов! — еще громче зашипела девушка. — Не смей его осуждать. Или иди в монастырь, нечего тебе наукой заниматься. Вон бери своего Герши, и топайте в Гималаи. Там тебе живо мозги прогладят какие-нибудь буддисты или йоги. Таким же болванчиком будешь ходить, с глупой улыбкой во весь рот.

Я захлопал глазами. Это она обо мне?

Давид продолжал полным тревоги голосом:

— Завтра наверняка разрытая могила появится во всех газетах.

— А пусть!

— Охранники тебя не видели?

— Видели, конечно. Я назвала твое имя.

— К-какое? — испугался юноша.

— Чтоб тебе неповадно было.

— Зачем ты это сделала, Зоя? Зачем ты меня мучаешь? — Его голос задрожал слезами.

— А зачем ты отца бедного мучаешь? Зачем до смерти мать мою довел? Вот тебе кости — разбирайся. Разберешься, и пусть тебе будет стыдно, очень стыдно, за то, что ты творишь, безрукий и безмозглый идиот! Три дня тебе на это — а потом подаю заявку на участие в ралли. Мы с Герши отправимся в Париж, придем первыми, и там я выйду за него замуж. А тебя знать не хочу.

Последняя фраза меня разом отрезвила. С шумным привздохом я поднялся, вскочил, будто к моим ушам подвели два электрических провода, — оказалось, лежал на старом матрасе, укрытый пальто. Через пыльные окна гаража, расположенные под самым потолком — метров в шесть высотой, — врывались первые лучи утреннего света и букет звуков просыпающегося города. Вокруг были разбросаны окровавленные бинты, пустые бутыльки формалина и какие-то медицинские инструменты: щипцы, моток хирургических нитей, изогнутые иглы.

Давид и Зои, сидевшие прямо на полу на точно таких же матрасах, разом обернулись.

— Гуд морнинг, дружище, — просияла девушка. — Тебе лучше?

Давид был бледен и ничего не сказал, уставился на меня, будто видел впервые.

— Полагаю, ты все слышал, Эл? — продолжила она, поднимаясь. — Ну и славно, не придется посвящать тебя в свои планы. И если ты против, то помни, что я могу сдать тебя полиции вместе со звуковой пластинкой или снять скальп и сдать брата. Я еще не выбрала — какой вариант лучше.

Я смотрел на Давида, а тот — на меня, словно мы были отражением друг друга — отражением недоуменного оцепенения.

— Ты не сможешь подать заявку! — наконец проронил Давид, но глаз от меня не отвел, смотрел неотрывно, как гипнотизер. Я ощутил холодок по спине, будто юноша ко мне обращался. Конец фразы потонул в угрожающих нотках.

Но девушка отмахнулась:

— Я, быть может, и не смогу. Да и зачем мне утруждаться? За меня это сделает месье Герши. Правда, Эл?

Я продолжал молчать. Давид гипнотизировал меня каким-то отчаянным взглядом, словно говоря: останови ее или мне придется убить тебя. Но я был как шахматист с завязанными глазами, который по звуку передвигающихся по доске фигур должен был определить, куда противник передвинул своего коня, да еще и самому сделать ход.

Господин Иноземцев, чтобы не дать дочери воплотить в жизнь свой безумный план, телефонировал Адольфу Оксу — владельцу «Таймс», спонсировавшему гонку, и просил ни за что не принимать заявку от его дочери, в каком бы виде она ни явилась и как бы ни просила, как бы ни угрожала. В противном случае доктор обещал разорвать все связи с газетой и отдать предпочтение сотрудничеству с «Нью-Йорк Жорнал». Зои знала это, поэтому обзавелась партнером — мною.