Тайна стоптанных башмачков

– Хоуп, пожалуйста, побудь со мной немного. Давай о чем-нибудь поговорим. Только не давай мне уснуть.

– Почему? – удивилась та.

– Потому что ко мне скоро придут.

– Ну и что? Можешь поспать, если хочешь, я разбужу.

Если бы ее можно было легко разбудить!

– Тебе понравился Даниэль? Ну, тот молодой человек, который ко мне ходит? – спросила она, отчаянно ища первую подходящую тему для разговора.

– Да, – оживилась Хоуп. – Очень приятный. Мне кажется, он тебе подходит. Вы оба… извини меня, словно немного не такие, как все.

– А какие?

– Ну, не знаю… – Медсестра села на стул и подперла ладонью подбородок. – Как будто не от мира сего… волшебные.

– Волшебные, – повторила Анна.

Ей были приятны эти слова.

А потом Хоуп вызвали к другому больному, и она убежала, оставив Анну в одиночестве. Чтобы не заснуть, девушка принялась разглядывать стены. Вечерние тени рисовали на них причудливые узоры, похожие на калейдоскоп. Наблюдая за ними, Анна вдруг поняла, что тени движутся, наползая на нее, со всех сторон. В комнате стремительно темнело, а подошвы ног снова обожгло.

– Нет! – закричала она, понимая, что оказалась в темноте подземного зала. – Нет, нет, нет!

Никто не ответил, и безнадежность навалилась на нее удушающим одеялом, перекрыв доступ воздуха.

Танцуя в темноте, в этом полном живой тьмой зале, невозможно не чувствовать отчаяния. Оно просачивалось сквозь все поры, поступало в кровь, постепенно заполняя целиком и тело, и разум. Это было хуже самой опасной болезни и болезненнее ожогов, оставленных на ступнях раскаляющимися башмачками.

– Отец… – пробормотала девушка, сжимая до хруста зубы. – Я виновата перед ним. Я должна исправить. Непременно. Чего бы мне это ни стоило.

Она изо всех сил укусила себя за руку, надеясь, что это позволит пробудиться от кошмара. Но тщетно – вокруг все так же клубилась чернильная мгла. Что же делать? Пока Анна застряла здесь, некому поговорить с Оливией и объяснить ей, как она нужна.

– Я должна что-то придумать, – проговорила Анна. – Я должна…

И тут в голове словно прояснилось. Выход был, и, хотя он и не гарантировал стопроцентного успеха, попытаться стоило.

Если боли от укуса оказалось недостаточно для того, чтобы проснуться, у нее есть другой, более верный способ испытать боль. Нужно только остановиться. От одной мысли о том, что ей предстоит перенести, сердце сжалось, а внутренности скрутило узлом.

– Надо, – снова сказала вслух Анна, словно надеялась убедить саму себя. – Мне придется это сделать.

Она набрала в легкие побольше воздуха и остановилась.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем башмачки принялись стремительно нагреваться. Боль была безумной, но Анна сцепила зубы и терпела. С каждым мгновением становилось все хуже. Труднее всего оказалось удерживаться на месте, когда все рефлексы требовали отдернуть ногу, сделать хоть что-нибудь, чтобы прекратить затянувшуюся пытку. Но Анна терпела, ощущая, как волны дурноты подхватывают ее, бросают из стороны в сторону.

В голове не осталось не единой мысли, а перед глазами возникла яркая, словно взрыв, вспышка.

…И снова перед глазами оказались белые стены палаты.

Анна с трудом перевела дух и вытерла ладонью вспотевший лоб. Она сделала это. Она смогла! Ей самой с трудом верилось в происходящее.

– Можно? – Дверь приоткрылась, и в палату заглянула мачеха.

Такая же элегантная, как всегда, в светло-голубой блузке и узкой полосатой юбке. Волосы уложены ровно, ни одна прядочка не выбивается, и даже макияж сделан – безупречный, тщательно продуманный.

«Она не выглядит несчастной. Вряд ли ее волнует расставание с отцом. Говорил же Даниэль… Все зря, – уныло подумала Анна. – Но зачем она вообще пришла? Зачем звонила? Из вежливости? С нее станется. Но вот ведь я дура! Поверила собственной фантазии, как малолетка, повелась!»

Ей стало так обидно, что все титанические усилия оказались ненужными, совершенно напрасными, что девушка едва удерживала слезы.

– Тебе очень плохо? – Оливия с беспокойством наклонилась над лежащей. Прохладная узкая рука легла на лоб. – У тебя лоб ледяной… Я позову врача.

– Не надо, – тихо попросила Анна, почти уже смирившись со своим поражением. Ну и пусть она будет выглядеть дурой, но нужно хотя бы попытаться. – Я хочу поговорить. Сядь, пожалуйста.

Оливия придвинула стул и, не глядя, опустилась на него. Странно, обычно такие аккуратистки долго изучают сиденье на предмет возможных погрешностей, а если и изволят сесть, старательно огладят юбку.

– Я понимаю, что тебе безразлично, но, похоже, мой отец по-настоящему тебя любит, – проговорила девушка с болью. – Если бы только можно было повернуть время вспять, я бы вела себя по-другому… Не так, как раньше. Но ничего уже не исправить. Ты о нас теперь и слышать не хочешь.

– Почему ты так считаешь? – спросила Оливия ровным, холодным голосом.

– Я не считаю, я знаю. – Анна с горечью усмехнулась. – Только вчера Даниэль передавал тебе мои извинения. Наверное, это было смешно и жалко.

Мачеха наклонилась над девушкой, напряженно вглядываясь в ее лицо.

– Ты хотела передо мной извиниться? За что?