Тайна Святого Арсения

   – Вы арестованы, – шагнул к Мировичу теперь уже по форме одетый комендант тюремной охраны. – Ваше оружие, подпоручик. И вы, Власьев и Чекин, арестованы также. Надеть им всем наручники.

   18

   Булава кошевого в руку Калнишевского вернулась неожиданно – перевыборы свалились как белый снег на белую и без того уже его голову.

   – Калнишевского кошевым!

   – Кумекает, согласны!

   Он стал общество совестить:

   – Зачем же, братья, старца одного менять на другого?

   Нечего и слушать: гудели казаки, выкрикивали отрицательно, гоготали, как растревоженные гуси.

   Тогда взялся за более веские резоны.

   – Нельзя делать такое без рескрипта императрицы. Нехорошо из-за булавы ссориться. Да и время для этого не самое лучшее.

   – А мы без налыгача чьего-то обойдемся! Сколько уже нас, как слепых тварей, кто-то чужой будет водить…

   – Побойтесь Бога, есть из своих кого выбирать!

   – Калныша! Не пренебрегай нами, Петр!

   Лучше было бы тихо кости выгревать на завалине, заработали эти кости на покой, выходили мирами и выездили, но так уже гоготало братство, что, наконец, покорился.

   Одним днем промелькнули первые годы. И взялся кошевой, в первую очередь, за то, о чем говорил из Мациевичем, о чем советовался и за что сердился – за хозяйство. Груши и яблони поднимались в садах на новых хуторах, разрастались, блеяла и мекала живность на тех подворьях; со временем уже не хуторами, а целехонькими слободами облагалась земля.

   А когда новые тучи стали зависать над Сечью, пригласил в гости к себе военного писаря Глобу и есаула Головатого – рождественские праздники еще продолжались, щедровальники из порога не сходили.

   Как поужинали и выпили по рюмке, позвал колокольчиком кошевой джуру.

   – Никого не пускать!

   А тогда вынул бумагу, перо с чернилами и положил перед Глобой:

   – Пиши!

   Мало какая оказия в государственных делах случается, в календари она не всегда заглядывает, поэтому Глоба уселся удобнее и макнул перо.

   – Что писать, Петр?

   – Пиши донос на меня императрице.

   Глоба даже голову наклонил и прищурился, словно собрался нить в маленькое ушко иглы втянуть.

   – Петр, но мы же только по одной рюмке выпили.

   – Пиши, пиши. А если думаешь, что я один в доносе буду скучать, то и себя добавляй, и Павла за компанию.

   Глоба все еще прищуренно поглядывал, будто целил в ту невидимую иглу, и понемногу стал понимать, куда кошевой клонит.