Третьему отряду уездной конно-полицейской стражи, к которому был прикомандирован полицейский надзиратель сыскного отделения Иванов с розыскной собакой Фриной, было поручено исследовать местность в 6-м стане Московского уезда.
В 25 верстах от Москвы, на границе 7-го стана, недалеко от села Богородское, Фрина вдруг метнулась с дороги в сторону и исчезла в кустах. Тут же раздался ее протяжный вой. Иванов и стражники бросились в кусты и сразу увидели труп молодого человека, на шее которого болтались очки-консервы. На груди убитого, в котором опознали Бектяева, зияло несколько пулевых отверстий. В десяти саженях от него лежал труп Савинова.
Были найдены очевидцы, из показаний которых выяснилось, что автомобиль № 1396 улетал с дороги в ту ночь по крайней мере два раза. Первый раз шофер не справился с управлением на 31-й версте Владимирского шоссе, и машина въехала в канаву. Водитель — блондин-студент среднего роста и пассажиры — высокий брюнет и двое одинаковых мужчин, одетых как мастеровые, поспешили за помощью в ближайшую деревню. Селяне автолюбителей в беде не оставили. Они вытолкали автомобиль на дорогу, после чего водитель и пассажиры в него уселись и с бешеной скоростью помчались по направлению к Москве.
Сразу после совещания Тараканов отправился на Тверскую, 62, на автомобильные курсы. Служащие курсов Павлюченко по фотокарточке не признали. Пришлось обходить гаражи. Удача улыбнулась Тараканову в девятом, предпоследнем. Заведующий гаражом Товарищества автомобильных передвижений, на Старой Басманной, 8, внимательно выслушал сыскного надзирателя, посмотрел карточку и крикнул:
— Аникеев, а ну-ка, поди сюда!
К завгару подошел франт с лихо закрученными усами, в шикарной куртке желтой кожи.
— Глянь, кажись, твой студент.
Аникеев на карточку едва взглянул.
— Мой, Сережка.
— Давно он у вас обучается? — едва сдерживая радость в голосе, спросил Тараканов.
— А с начала месяца. Курс обучения у нас четыре недели, по три занятия в каждой. Сергей занятия посещал неаккуратно и курса так и не кончил. Как только трогаться научился да по прямой ездить, так сразу же ходить на занятия перестал, несмотря на то что плату внес за весь курс. Такие ученики — хуже всего. Считают себя полноценными шоферами, а ездить не умеют. От них все беды, из-за них нас, водителей, обыватели и не любят.
— И давно он занятия бросил?
— Да уж с неделю.
— Скажите, а как у вас проходит обучение?
— Первые два занятия — теория, а потом — сплошная практика. Я сажусь рядом с учеником и подаю ему команды. Сначала мы ездим по большим улицам — на Покровку, через Елоховскую, а потом через Сокольники по Краснопрудной обратно. После я заставляю учеников ездить по узким улицам и переулкам.
— С Павлюченко только по маршрутам ездили? По его просьбам никуда ездить не доводилось?
— Ездили-с. Разницы-то большой нет, на какой улице учиться. Как-то к маменьке его ездили, она рядом с Виндавским вокзалом живет, потом домой к нему.
— А где у него дом?
— Да в Сокольниках он и живет. На Большой Оленьей.
— Дом можете показать?
— Смогу.
— Где у вас телефон?
Посланный к старшему дворнику надзиратель сообщил, что в квартире трое: наниматели — братья-близнецы и их приятель — студент. Пьют. Подручный дворника уже два раза им за водкой бегал.
Сыскные решили не рисковать и брать бандитов, не дожидаясь Семинариста. Руководил операцией лично Кошко.
— Тараканов, Павлов, Семенов и Фокин — к черному ходу. Тараканов — старшим. Как начнут убегать, бейте их, что есть мочи, не церемоньтесь и не жалейте. Но только не до смерти! Селезнев и Николаев — к воротам, если кому-то удастся вырваться со двора, встречайте их там. Городовые и Швабо со своими людьми — окружайте дом по периметру. Казимир Станиславович, расставьте людей так, чтобы их ни в коем случае не было видно из окон.
Когда все заняли свои места, Кошко подозвал к себе агента, одетого посыльным.
— Дай-ка я тебя, Степанов, перекрещу. Помилуй тебя, Господи.
Степанов сам тоже перекрестился, надел фуражку и зашагал к надворному флигелю, в котором проживал Павлюченко.
Фотограф сыскного отделения, изучив записку Семинариста, найденную у Акулины, написал его почерком письмо, в котором предлагал подельникам как можно быстрее скрыться из квартиры, адрес которой стал известен легавым-сволочам. Это письмо и лежало в кармане шинели посыльного.
Степанов поднялся на второй этаж и позвонил.
Дверь открыл сам Павлюченко. Он был без тужурки, в одной сорочке. Его слегка пошатывало.
— Чего тебе?
— Записку велено передать, ваше благородие.
— Велено, так давай.
Посыльный вручил студенту сложенный вчетверо лист бумаги.
— В книжке извольте расписаться.
Павлюченко нетвердой рукой чиркнул в услужливо поданной разносной книге и стал разворачивать лист.
— Кхм. На чаек бы, ваша милость!
— Ступай, ступай, тебе уплачено.
Степанов развернулся и взялся за дверь.
— А ну стой!
Агент остановился и стал медленно поворачиваться.
— Кто тебе записку передал?
— Не могу знать-с. Мы фамилиев не спрашиваем.
— Где ты ее получил?