— Да что случилось-то? — снова спросил Корсаков, занавешивая окна.
— Пока не знаю, — ответил Льгов, — просто за вами следят, а я не хочу, чтобы меня тут увидели.
— Кто следит? — удивился Корсаков.
— Откуда же я могу знать? — удивился и Льгов. — Знаю только, что минут за десять до вашего возвращения во дворе появились две машины. Выбрали удобные места, потом одна уехала.
Корсаков устало сел за стол и спросил:
— Кофе хотите?
— Кофе на ночь вреден, — вежливо отказался Льгов и присел к столу. — Я, собственно, вот почему приехал, дорогой Игорь Викторович: почему вы при нашей первой встрече не сказали о том, что Ветров убит? Вы думаете, мне постоянно обо всем докладывают из полиции?
Корсаков смотрел на него с удивлением, а Льгов продолжил:
— Ну да ладно. Просто после вашего визита я обнаружил повышенный интерес к моей личности.
— В каком смысле?
— Вопрос о смысле — философский, требующий долгих дискуссий и дающий весьма отвлеченный, неконкретный ответ, — усмехнулся Льгов, — а я просто заметил, что за мной следят, стали слушать мой телефон… — Льгов помолчал, потом продолжил как-то осторожно: — Отправляясь к вам, я не предполагал, что за вами тоже следят, хотел предостеречь на будущее, а тут такие дела…
— Вы думаете, это связано с убийством Леонида Иовича? — спросил Корсаков, не скрывая обеспокоенности.
— Вы ведь письмо Росохватского внимательно прочитали и основные его положения помните?
— Конечно! — подтвердил Корсаков. — Но, честно говоря, не могу поверить, что события тех времен могли бы…
— Игорь Викторович, в моем возрасте скоропалительные поездки в Москву не могут считаться естественным событием, и я проделал этот путь, опасаясь за вас, приехал для того, чтобы изложить вам устно некое собрание тех рассказов Росохватского, о которых я вам уже говорил, понимаете?
Корсаков кивнул, и Льгов продолжил:
— Вы уже поняли, Гордей догадывался, что ему во время следствия довелось познакомиться с Глебом Бокием, но в своих рассказах он его имени избегал, уж не знаю почему. После убийства Кирова Росохватский оказался в лагере, хотя всегда уверял, что никакого отношения к этому убийству не имеет. К пребыванию в лагере он — интеллигент — был совершенно неприспособлен, было ему невероятно трудно, и вот как-то его срочно вызывают к начальнику лагеря. Прибегает наш герой туда, а там по всему видно, что приехало какое-то большое начальство, потому что все вокруг юлой вертелись. Это самое начальство усадило Росохватского за стол и стало с ним беседовать. Услышав голос этого большого начальства, Гордей едва в обморок не грохнулся: это был тот самый «голос из угла»! Но ничего, сдержался, и беседа пошла бойко. Особенно нравилось Росохватскому, что Бокий вопросы задает грамотно и без плебейского хамства. Все это заняло не менее часа, после чего Бокий потребовал организовать обед, причем сказав «нам», то есть Бокию и Росохватскому. Лагерное начальство жалось тут же, по очереди выбегая покурить, боясь уйти надолго, и Росохватский боялся, что после отъезда Бокия ему не миновать наказания. Ушел Бокий точно так же, как и появился, неожиданно. Просто поднялся, попрощался и вышел. На следующий день он снова появился, но уже без лагерного начальства, в сопровождении незнакомца в штатском. Тот взял табурет и уселся у двери, а Бокий отвел Гордея в самый дальний угол.
«Вот что, профессор, — начал он, пугая Росохватского таким обращением, — я не всесилен и отменить приговор суда не могу. Зато могу доверить вам ответственную работу, которая на первых порах сможет существенно изменить условия вашей жизни тут, а при достижении успехов можно будет поставить вопрос о вашем возвращении в Ленинград, скажем, на условиях работы под контролем, понимаете?» Гордей судорожно кивнул. «Вы ведь сейчас работаете по моделированию поведения некоторых заключенных?» — «Да, но это поручение начальства», — торопливо оправдываясь, ответил Росохватский. «Успокойтесь, успокойтесь, профессор, я ни в чем не обвиняю. Просто я думаю, что вы сейчас лишь повторяете те же опыты, которые проводили год назад, верно? Да не стесняйтесь. Вчера вы высказывали очень перспективные идеи. Они все основаны на расшифровке тибетских манускриптов?» — «Да. Вообще было бы интересно заняться сравнительным анализом аналогичных взглядов в восточных учениях в целом. Наверняка там масса совершенно неожиданных подходов». — «Профессор, — мягко перебил Бокий, — я искренне уважаю ваш энтузиазм, но вынужден возвратить вас на грешную землю. Слишком много сейчас проблем, требующих неотложного решения, и тратить силы на сбор новых материалов мы не можем. Если дела пойдут так, как я предполагаю, то у вас появятся сотрудники, ученики, может быть, научная школа. Тогда ставьте любые условия, а сейчас, уж извините, задания давать буду я».