— Когда формально еще и думать нельзя было о развале Союза, в начале восьмидесятых на Кавказе, в Азии были проведены многие отставки именно в связи с необходимостью противостоять этой самой «зеленой дуге», которая уже стала реальностью. Время-то шло, республики развивались, и у некоторых стало складываться впечатление, что без Союза им будет лучше. Тем более им со всех сторон обещали молочные реки в кисельных берегах, лишь бы от России оторвать. И в республиках Средней Азии клановость никто не отменял, да и не смог бы никогда. И влияние какой-нибудь бабушки на внука, партийного руководителя, являлось почти решающим. Другое дело, что поначалу, после революции, и бабушки были передовые. Меняются времена, меняются и бабушки, — улыбнулся Дружников.
— И бабушки стремились свергнуть социализм?
— Там, в Азии, борьба не утихала никогда, ни до революции, ни после, ни в наши дни, — сказал Дружников устало. — Между кланами постоянно идет битва за влияние, и в этой битве всякая мелочь может стать решающей.
— Да тибетские рукописи-то тут при чем? — не унимался Корсаков.
— В Азии традиции, истории семей, родов более важны, чем у нас в России и вообще у славян. Предполагается, что некоторые факты, обстоятельства могут существенно повлиять на отношения между кланами, а значит, и на всю стратегическую расстановку сил. И ты в этой ситуации должен бы быть солиднее, степеннее.
— Это почему?
— Почему, почему… Тебе известна фамилия Грушинский?
— Грушинский? Штатник, профессор и все такое?
— Именно. А еще он советник многих американских президентов и бизнесменов по вопросам внешней политики, основатель десятков разных международных фондов поддержки.
— Поддержки чего?
— Хоть чего! Людей, изучающих африканские языки, сторонников права человека на однополую любовь, клубов любителей вальса или ламбады, какая разница! Главное, чтобы заявить: я хочу поддерживать вот то-то и тех-то в такой-то стране. И попробуйте мне помешать, такой скандал закачу — сами прибежите мириться.
— Ну, убедили, — слабо махнул рукой Корсаков. — Я-то тут при чем?
Дружников внимательно посмотрел на него, и смотрел так долго, что Игорю стало неуютно.
— Чего вы?
— А ты не знал, что уже два раза перебежал дорогу уважаемому профессору Грушинскому?
— Я? Это как?
Дружников улыбался, довольный тем, какой эффект произвели его слова.
— А так, что именно Грушинский через свои фонды готовил провокацию с «внуком императора». Вас — тебя и Лопухина — должны были ликвидировать после того, как ты рассказал бы о существовании этого самого «внука»! Люди Грушинского в разных странах раздували бы эту историю и требовали, чтобы им явили «внука».
— И меня, — напомнил Корсаков.
— Вот, скромности в тебе мало, — цыкнул языком Дружников. — Ты им был нужен как человек, отыскавший «внука», и на том твоя миссия обрывалась. Ну, в общем, к моменту завершения всей этой хитроумной задумки не было бы уже ни тебя, ни «наследника», и скандал разгорелся бы по полной…
Дружников подошел к столику, наполнил водой стакан и снова повернулся к Корсакову:
— Кстати, дело о «заговоре Ягоды» тоже без него не обошлось.
— Ну а зачем вы мне это говорите?
— Затем и говорю, Игорь, что тибетские рукописи тут совершенно ни при чем! — доходчиво объяснял Дружников. — Эта возня должна была замаскировать новый этап Большой Игры.
— А это что еще за чудо?
— Большая Игра идет давно. Сначала играли Россия и Англия, потом Россия и Штаты, сейчас Россия и много кто еще. И ставка в этой Игре не просто велика — она огромна. Борьба идет за влияние на такой территории, с помощью которой можно менять все и в Азии, и в мире, все!
— Ну а точнее?
— Точнее? Ну, например, ты ведь знаешь о событиях в Киргизии?
— Знаю.
— Причина проста: узбеки недовольны своим положением в Киргизии, считают себя обойденными во всех важных вопросах. Решений, в принципе, два. Первое: отдать узбекской общине часть власти. Но это значит отнять власть у киргизов. А они с этим согласятся? Второй вариант: пересмотреть границы, чтобы узбеки жили в Узбекистане. И снова спрашиваю: Киргизия отдаст свои земли? Вот и выходит, что конфликт может возобновиться в любой момент.
Дружников отхлебнул воды. Видно было, что чувствует он себя неважно. «Ночь не спал, волнений было много», — понял Корсаков, но Дружников и не думал прекращать разговор.
— Зайдем с другой стороны, — предложил он. — Помнишь, Китай сотрясали волнения в Кашгаре?
— Это там, где живут уйгуры?
— Умница, — восхитился Дружников. — Это Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая. А знаешь, как его еще называют?
Корсаков промолчал.
— Уйгуристан, — не стал тянуть Дружников. — А еще? — И сам же себе ответил: — А еще Восточный Туркестан, и живут там, в китайской провинции, мусульмане.
— Да рукописи-то тут при чем?
— Ты помнишь, с чего началось сотрудничество с Азизовым?
— Мы говорили о диссертации его жены.
— Точно, а тема?
Корсаков отвернулся к окну.
— Неинтересно с вами — сами все знаете, — посетовал он.
— Кстати, о том, что я все знаю… — произнес Дружников. — Без обид, подумай и ответь: бумаги, которые ты летом нашел в Ярославле, точно сгорели?