Тайна тибетских свитков

Небольсин сокрушенно покачал головой, легко шлепнув себя по уху. То ли это означало «Лопух ты, Корсаков», то ли намекал, что их слушают. Впрочем, какая разница? Слово — не воробей.

Дружников же среагировал иначе:

— Теперь ты понимаешь, как важен для него архив. Мы пока не знаем, как он влиял на тех, кто его поддержал в вопросе с Ракиевыми, но можем представить, какую власть он обретет, если овладеет подобными тайнами. Это, брат Игорь, Восток.

— Восток — дело тонкое, — согласился Корсаков.

Небольсин хмыкнул:

— Свежая мысль!

— Вы представьте, что будет, если Азизов со своими возможностями влезет еще во все нефтегазовые дела! — вернулся к основной теме Дружников. — На чьей стороне он окажется? «Облнефти»? «Северного газа»?

— Так он может и свой собственный проект запустить, например, в Индию или в Китай, — подсказал Корсаков.

Дружников прищурился, уткнулся пальцем в Небольсина:

— Как сказал один умник, свежая мысль.

— Одни юмористы кругом, — вынес свое заключение Корсаков.

Дружников продолжил:

— Именно в этом направлении нам и надо думать.

— О чем? — поинтересовался Небольсин.

— Если гипотетически возможна идея самостоятельного проекта Азизова, значит, так же гипотетически, это кому-то может не нравиться.

— А что, — взбодрился Небольсин, — это в самом деле надо обсудить.

— Вот-вот, обсудите поскорее, — попросил Дружников. — Я тоже поговорю, где возможно. Но это — перспектива, а нам надо подумать о ближайших часах.

— Почему?

— Вы — мудрый человек, Валерий Гаврилович, но сейчас немного увлеклись. Время, в данном конкретном случае по имени Игорь, не на нашей стороне.

— То есть?

— Сегодня у нас какой день недели?

— Суббота.

— А каникулы когда заканчиваются?

— В понедельник.

— Значит — что? — спросил Дружников. Выждал паузу и сам себе ответил спокойным и поучающим тоном: — Значит, заинтересованные стороны, — он перевел взгляд на Корсакова, — постараются использовать в своих целях обстановку… ну, назовем это «временно разреженным пространством».

— В этих условиях проникнуть в любую точку относительно несложно, — дополнил Небольсин.

Корсаков не поддержал спокойного тона беседы и спросил:

— Вас так понимать, что мне конец?

— Тебя-то мы прикроем, — сказал Небольсин. — Людей я вызову прямо сейчас.

Он потянулся к своему телефону, когда распахнулась дверь и Катя официальным тоном предложила:

— Посетителей прошу на выход, — и отошла в сторону.

Ее место в проеме двери занял солидный пижон лет пятидесяти, приветственно кивнувший Дружникову.

— Это главврач, — негромко прокомментировал Дружников, поднимаясь.

А главврач обратился к кому-то, стоящему за дверью:

— Вот он, ваш пациент, — и отошел в сторону, освобождая путь.

26. Москва. 6 января

В первый момент Корсаков не поверил себе и попытался сесть, чтобы лучше видеть, потому что ему показалось, что в палату вошел Шукис, но, вглядевшись, он понял, что это в самом деле он. Острая боль заставила вспомнить о рекомендациях и прямых запретах, и в палату снова вбежала Катя, а он снова лег и злился, глядя, как Шукис ощупывает ее взглядом.

А еще Корсаков подумал, что происходит что-то странное, что-то такое, что происходить не должно, потому что он несколько минут назад думал о Сане Андронове, а сейчас видит Эмиля Шукиса, вместе с которыми он служил в армии.

Первый месяц, конечно, был отдан азам воинской службы, когда надо было просто вставать в строй и не забывать, кто стоит справа от тебя и кто — слева.

Настоящие занятия начались позднее, и первое время за ними просто наблюдали прапорщики, которые по каким-то признакам решали, кого в какую группу включить. Вот и их собирали не спеша. Поначалу рядовым Корсакову и Беккеру дали какое-то простое задание, которое они выполнили быстро и легко. Это было до обеда, а после обеда к ним в компанию был включен и Эмиль Шукис.

Корсаков так и не понял, что тогда произошло, но само происшествие мог хоть сейчас пересказать в ролях и мельчайших деталях. Единственное обстоятельство, которое было забыто всеми, — причина ожесточенного спора, во время которого Шукис, исчерпав аргументы, выкрикнул:

— Гитлер — капут!

На что Беккер, чистокровный немец, предки которого приехали в Россию еще во времена Елизаветы, голосом диктора Всесоюзного радио проинформировал:

— Мир клеймит позором сионистскую военщину!

Шукис покраснел и сказал совсем по-детски:

— Дурак!

Беккер помолчал несколько секунд, потом констатировал очевидное:

— Оба хороши.

После чего Эмик выскочил из учебного класса, пропал надолго и вернулся только после отбоя. Он растолкал уже засыпавшего Беккера и, не сказав ни слова, потащил его из казармы. За углом остановился, достал из кармана бутылку водки.

Позднее Беккер сказал, что не мог сопротивляться, потому что был потрясен: дисциплинированный и абсолютно непьющий еврей Шукис сгонял в самоволку и приволок алкоголь. Бутылку эту они выпили, по очереди отхлебывая из горлышка, занюхивая куском черного хлеба, и стало ясно, что союз этот нерушим и Корсакову этого союза никак не миновать.