– Сейчас! – крикнул Максим, и я зажмурилась, съеживаясь под кожанкой.
Нас затрясло. Машину швырнуло, и меня вместе с ней, но гоночные ремни держали. Брызги осколков ворвались в салон со снегом. Я чувствовала, как они барабанят по кожзаму. Машину подбросило, когда Максим переехал лавку или очередной фонтан, а может, садового гнома в красном колпаке.
– Осторожно! – услышала я голос Макса, чувствуя, как его рука толкнула меня в сторону двери.
Еще один толчок вперед, и мы наконец-то остановились.
Стряхивая стекло, я вынырнула из-под ненадежной брони экокожи. Сразу не поняла, почему ничего не вижу слева от себя. Откуда взялась зеленая стена и коричневая «труба»?
– Максим, ты живой?! – пробовала я отодвинуть ветки дерева, заполнившие салон.
Ствол проткнул уже треснувшее при ударе о проходную вертушку лобовое стекло. Выдержать еловую пику, как прогнозировал Макс, оно было не в состоянии.
– Нормально… – услышала я его голос, пока пыталась выбраться из салона.
Обежав машину, открыла водительскую дверь. Максим натужно улыбнулся, держась левой рукой за плечо. Ствол дерева, от которого он толкнул меня в сторону, попал ему в руку. Кровь просочилась сквозь белую рубашку и пальцы.
Ну, если это все тоже был прописанный Аллой сценарий, я снимаю перед ней шляпу и вручаю миллиард «Оскаров», ухожу в тень и больше никогда не сомневаюсь в своей ничтожности и ее гениальности.
– Такое даже Алла не смогла бы придумать… – согласилась я, что Максим не играет роль и что хоть что-то идет не по ее плану.
– Хорошо, что ты немного веришь мне. Даже если я потеряю из-за этого руку.
Я помогла ему выбраться из салона, отодвигая ветки от головы и глаз.
– Сожми мне пальцы, – схватила я его за окровавленную ладонь.
Он аккуратно, еле ощутимо сдавил мою руку, словно пытался удержать колибри.
– Со всей силы, Макс! Сильнее! Еще сильнее!
– Думал, ты любишь, когда нежно… – сжал он пальцы покрепче.
– Ну вот, узнаю́ твои шуточки. Значит, жить будешь. Сухожилия не порваны.
Я оторвала кусок ткани от подола и перевязала ему предплечье. Серая ткань напиталась алым. Ледяной снег таял на горячей крови, капая розовой водой на мои ботинки. Это было удивительно красиво. Какой-то кусочек Аллы внутри меня не мог не любоваться тем, что я видела. Прогоняя мысли о прекрасной алой крови, я помогла Максиму встать.
– Раньше я играл в пациента и медсестру только с костюмчиками и девушками. Но, – снова сдавил он несильно мои пальцы, – так мне нравится больше.
Я не успела придумать едкое замечание в ответ: он отвернулся и побрел быстрым шагом к оранжерее.
– Быстрее! – торопился Макс. – Наша фора скоро иссякнет.
– Какой у тебя план? – вернула я на плечи потрепанную куртку.
Знала бы, что буду носиться в ней по снегу и пользоваться словно щитом от битого стекла, купила бы подлиннее. Спасибо, что из-за адреналина я не испытывала ни холода, ни страха, ни боли.
– Найти что-нибудь тяжелое! Вход по отпечатку. Алла все предусмотрела. В гараж. Найдем монтировку или топор!
– Нет, – замерла я, уставившись на панель с подсвеченными очертаниями ладони, – я могу ее открыть.
– Как? Только ладонь Аллы подойдет. Ты же не успела отпилить ей руку, прежде чем свалиться с пожарной лестницы?
Пропуская мимо ушей его черный юмор, я подошла к панели.
– Костя говорил, что добавил меня в систему Умного дома, – вытянула я ладонь, – он всегда чувствовал что-то плохое. Он просил меня уехать с первого дня, – подходила я все ближе и ближе к панели. – Жаль, что я не послушалась.
– Подожди, – остановил меня Макс, останавливая. – Если мы не выживем…
– Макс… это не тупой боевик.
– Согласен. Не тупой.
Он взял меня за руки, резко разворачивая.
– Позволь сделать это. Ты можешь… – усмехнулся он, – закрыть глаза и представить Костю.
– Зачем предста…
Но договорить я не успела. Лицо Максима приблизилось, он вскинул на мгновение глаза, убеждаясь, что я не собираюсь проломить ему чем-нибудь те самые двести костей, и коснулся своими губами моих.
Я где-то читала, наверное в дурацком женском журнале Светки, что при приближении страха смерти, когда все вокруг взрывается, полыхает и рушится, у людей активизируется инстинкт к размножению. Словно природа торопится передать гены хоть куда-то, хоть кому-то, кто, может быть, выживет.
Мой инстинкт к размножению дремал (видать, маловато сноровки), но Максима я не оттолкнула. Потому что целовала в ту минуту я не его и даже не Костю. Я целовала мою очеловечившуюся жизнь: сумасшедшие месяцы, которые я ненавидела и обожала. И боялась признаться в том, что не хотела приближаться к финалу.
Как я буду жить, что я буду делать, если исчезнет Алла? Она стала вторым моим хроническим заболеванием. Моим кашлем, который я не собиралась лечить, ведь только кашляя, знала, что живу, что дышу, что могу еще делать вдохи, пусть выдохи судорожны, я боялась излечиться, боялась стать как все.
Стать нормальной.