Тайна трех

В холле расположили гардеробные, зону отдыха с фуршетом и постоянно пополняющимися закусками. Играла живая музыка: нежные арфы и стонущие скрипки. От звука скрипок в груди ёкнуло. Я вспомнила, как играл Костя в кастрюльной квартире ту самую мелодию, что я перебирала пальцами на проводах, несшихся за окнами поезда.

Небольшой группой гостей меня отнесло к столам с закусками. Тарелочки в форме цветов, а внутри что-то розовое, черное и желтое. Я прожевала парочку. Оказалось, это был краб с черной икрой и золотом. Не удивлюсь, если настоящим. Кажется, есть в кондитерке съедобное сусальное.

Только сейчас вспомнила, что последний раз ела в самолете сэндвич из пластикового контейнера, и проглотила еще несколько позолоченных канапе. Осмелев, попросила налить мне безалкогольный пунш, который тут подавался в кубках, имитирующих куски льда.

«А нет, в настоящих ледяных кубках!» – поняла я, сделав глоток чего-то горячего из чего-то ледяного. Незабываемое ощущение… льда и пламени. В конце столика стояла специальная ваза для использованных рюмок.

– Программку? – услышала я голос рядом, пока рассматривала ледяную скульптуру в форме сердца, спрятанного внутри куба.

– Что?.. – обернулась я.

– Программу мероприятия не желаете? Через пятнадцать минут объявят начало праздничного ужина.

Я взяла буклет раза в три толще местной газеты. Глянцевую обложку украшала пара соединенных в символе бесконечности обручальных колец. Программа была расписана на три дня. На сегодня, завтра и послезавтра.

– С корабля на бал… – вспомнила я, что научное выступление Аллы назначено через сутки после моего проката.

Точнее, провала.

Ни на какой конкурс я не поеду. Программы нет. Костюма нет. Музыки нет. Смысла позориться тоже нет. Не были богатыми – нечего и притворяться, что можем.

Судя по таймингу, сейчас у гостей свободное время. Оказывается, за теремом выстроили гостиничные номера. Скромная свадьба по численности, если говорить о Москве. Но в Оймяконе всего девятьсот человек. Понаприехавшие увеличили численность почти вполовину.

Решив, что нужно успеть найти Костю до банкета, я принялась проходить квест. Стало ясно, что ни он, ни Алла не лопают икру и крабов возле входа. Если они в тереме, то где-нибудь в глубине, в сердцевине, в жерле. Внутри глаза их собственной бури, что вот-вот разразится, и имя ему – Кияра.

Я побежала по ступеням на второй этаж. Чуть не врезавшись в кейтеринговую тележку, вжалась в стену, обходя официантов.

– Поторопитесь. Банкет вот-вот начнется. Представление молодых гостям! – оповестил меня официант.

Гости устремились волной по ступеням, огибая меня – мешающий им на пути айсберг. Выбора не было. Пришлось двигаться вместе с толпой, делая вид, что уличные забавы меня настолько увлекли, что не успела переодеться. Только у центральных арочных дверей я ловко свернула в сторону. Здесь висели алые портьеры, прикрывая прозрачные стекла, сквозь которые открывался обзор на всю площадку.

Официанты, шампанское, скрипачи, дизайнерские платья светских дам, что, приветствуя друг друга, целуют воздух возле щек, а не сами щеки. В зале поубавили свет, и я увидела, как к президиуму идут они: трое Вороных и один Серый. Алой не было.

Черные наряды Владиславы Сергеевны, Сергея Владиславовича и Максима кружили возле серого костюма с белой рубашкой Кости.

Три ворона и один журавль под их конвоем.

– Мой сон… – прошептала я, вспоминая, что видела эти картинки, когда уснула с повязкой из крапивы, как советовала Алла, для крепких сновидений. – Я уже видела это…

Не хватало только белой вороны с подкрученными перьями на хохолке, которая во сне распахивала красный клюв, очерченный алой помадой, и набрасывалась на меня, растопырив крылья.

В ужасе я обернулась.

– Кира.

Если уж вещий сон начинает сбываться, странно думать, что сбудется только вступительная часть. Конечно, это была она.

– Алла.

Мы стояли друг напротив друга.

Алла выглядела… белой.

Платье, расшитое то ли серебром, то ли кристаллами, пусть и настоящими брюликами, казалось серее ее собственного лица. На макушке из фаты сложен нелепый огромный бант размером с половину головы Аллы. Ее ресницы, выкрашенные серебристой тушью, с такого же цвета подводкой. Сложная прическа, сплошь из завитков у лба, и яркие красные губы на бескровном лице, что светилось ярче ледяной луны в отражении оймяконского озера.

Ее рот медленно открылся. Вот он – алый клюв, готовый пронзить меня. Перебив ее прежде, чем она позвала бы охрану, или обозвала меня, или даже ударила, я затараторила:

– Алла, пожалуйста… не делай этого. Если не любишь его, если ты просто «так хочешь», подумай о Косте! Он соглашается, потому что его уговорили, купили… Не ты… твои родители. Но для тебя! Ты не такая… я видела, что ты умеешь быть настоящей! Не делай ошибку, ты же потом пожалеешь!

– Ошибку? – тихо произнесла она. – Ты думаешь, все это ошибка?..

– Я уверена. Прости, что я… что он… в общем, – не знала я, как извиниться за случившийся между мной и Костей поцелуй, – это не из-за тебя. Я не хотела, чтобы кто-то страдал, но Алла… ты сама знаешь, что это не любовь…