Тайна трех

Не могу сказать, что была счастлива. Счастье – всего лишь слово. У слов есть определения. У ощущений определений нет. Как понять, когда ты счастлив? Если знаешь, придется сделать чувство академическим термином. А в счастье ничего академического нет. Оно неописуемо. Оно гипотетично. Оно материя в недоказанной, несуществующей науке. Оно больше из веры. Оно просто есть.

Было.

Сейчас.

Во мне.

Петляла зеленая лента хвойных лесов и одна совсем узенькая серая. Дорога. Захотелось коснуться ногами твердой поверхности. Слиться серыми крыльями с теплым градиентом между белым с черным. Нет на свете прекрасней цвета, чем серый.

Каменная река приятно обогрела коготки. Да, оказалось, что ног у меня тоже нет, по крайней мере человеческих. Длинные тонкие лапы птицы – вот чем я обладала. И вокруг одной лапы сверкало серебристое колечко.

– Какой же ты красавец! – услышала я голос человека.

– Хря… а-а-а… я-я-я… а-а-а, – сообщила недотепе, что я вообще-то девочка. «Красавица, а не красавец!»

– Скорее уходи с дороги, – вскинул человек руки, – тут опасно. Вас и так слишком мало, чтобы тупо умирать под колесами.

– А-я… а-а-а… у-а-а-а… у-я-я-я. – «Тупо? – удивилась я, отвечая ему на своем птичьем наречии. – А сам разве не тупишь сейчас?»

Я чувствовала, просто знала, что человек совершает ошибку – кто бы он ни был, что бы ни делал, он не прав и должен остановиться.

Отпрыгнув от него подальше, я перелетела на десять метров вперед. Недотепа пошел за мной следом.

«Вот и молодец. Иди за мной, человек! Иди за мной. Беги… если умеешь, взлетай и лети прочь отсюда».

– Стой! Подожди! Кольцо, – бестактно уставился он на мои обнаженные по самое небалуйся ноги, – и шесть пальцев. Ты тот самый журавль. Ты самка! Я тебя знаю. Это же я тебя окольцовывал на станции Фрингилла.

«Я позволила тебе окольцевать себя, человек!» – проокала и проякала я журавлиным голосом.

И букв таких нет, чтобы описать издаваемые мной звуки. Что-то вроде гласных «А» и «Э» только очень-очень мягко звучащих.

Шесть пальцев. Точно. Я уставилась на свои ноги. На правой четыре, а на левой шесть. Человек думал, что прогоняет меня с дороги, но на самом деле я давала ему подойти на метр, отпрыгивая еще на пару. Только бы он шел, только бы не стоял на том месте… возле своей машины.

Глаза у человека были словно небо. Хотелось бы мне взлететь прямо в них. Окунуться в голубую гладь, наверняка особенно мягкую и волшебную, ведь именно такой я чувствовала его душу.

А душа у человека была красивой, серой, в тон водам Балтики. Он грустил. Он был несчастен, печален и весь на нервах. Сквозь серо-золотистые облака его души еле пробивался первым рассветным лучом солнечный свет. Свет жил внутри него. Его там было много.

Недотепа походил на зародыш внутри скорлупы. Столь многому ему придется научиться. И с хвостовыми перьями расстаться, вырываясь из лап бурой лисицы. И лапки промочить. И опалить хохолок.

Не знаю, почему я думала все это о незнакомце. Если б он был птицей, там, на той дороге, я бы обняла его обеими крылами. Небоокий серый журавль. Таким я видела его. Небоокий журавль. С глазами цвета неба.

Может, свет человека прорвал оболочку серого яйца, но в одну секунду нам с недотепой стало очень жарко и светло.

И больно.

От силы ударной волны человек повалился на меня руками. Закрыл меня лысым крылом без пера. Я почувствовала, как тело его содрогнулось, а подняв голову на длинной шее, увидела белую ткань на спине, что напиталась россыпью бузиново-кровавых мятых ягод.

Человек стонал, пока его тело истекало кровью.

– Кира… – прошептали губы недотепы, после чего он потерял сознание.

Окрасившись алым, мои серые крылья взмыли в небоокое ничто.

– Кира… – звал меня шепот солнечного ветра, – очнись, ты меня слышишь?

Его голос шелестел внутри разума, щекотал мысли. Сморщив нос, я собрала все оставшиеся в теле силы и распахнула глаза.

Человек с дороги. Вот он. Костя Серый. Мой небоокий серый журавль. Это был он. И там, и здесь.

– Сколько пальцев видишь? – вытянул он растопыренную ладонь.

– Шесть… – подняла я с его колен голову, крутя шеей по сторонам. – Шесть пальцев, Костя… на лапке журавля, который увел тебя от взрыва. Машина… – вспоминала я видение, внутри которого превратилась в серого журавля с шестью пальцами. – На дороге взорвалась машина. Ты был за рулем. И вышел, потому что на трассу опустилась птица. Ты пытался прогнать ее и уходил все дальше, а потом… взрыв. И твоя спина… Господи, как ты выжил?

– Потому что она увела меня от эпицентра взрыва.

Коснувшись затылка, я почувствовала шишку размером, наверное, с журавлиное яйцо.

– Костя… – вспомнила я, почему мы вообще сидим с ним посреди дикого озера под всполохами солнечного ветра, окутанные вечной мерзлотой. – Я приземлилась здесь, чтобы увести тебя от эпицентра второй ошибки.

– Знаю. Ты снова меня спасла.

– Наверное, у журавлей тоже девять жизней, – улыбнулась я, – или шесть.

Опустив руки на лед, я как следует их охладила. Подержала, приложив к пылающим щекам: как же они горели, как полыхали.