– Кира, ты прости меня. Ты стала ответом. Я делал все, что хотела Алла или Воронцовы. И никогда не делал то, чего хотел сам.
Целый день я слушала признания и просьбы о прощении.
– Воронцовы предложили сделку. Если я не разорву помолвку, ты выиграешь конкурс «Сверх». Получишь главный приз. Если я не соглашусь, Воронцов сделает все, чтобы твоего отца уволили, а маму никогда не выпустили бы из…
– …дурдома?
– Они показали мне рисунок Аллы, который она нарисовала, уйдя из кинотеатра. Помнишь, когда мы…
– И что там? Что было на рисунке?
– Оранжерея. Ночь, слякоть. И носилки, на которых выносят мертвое тело под белой простыней. Ткань в кровавых пятнах. И свисающая белая рука. Я не мог допустить. Да, это новый шантаж, новые угрозы, новые манипуляции, но… я испугался за тебя. Я решил, что приз и спокойствие в семье для тебя будут важнее, чем…
– Чем ты и я? Костя, а кто тебя-то спасет?
– Серый журавль, – провел он пальцами по моей щеке, – только ты.
Приближаясь к моим губам, Костя взглянул на сияние в небе над нами без какого-либо солнечного ветра.
– Вот правда, Кира, – такая, какая есть, – зашептал он, прикасаясь своими губами к моим.
Прошло полчаса или половина суток, может быть полжизни, когда мы с Костей расцепили объятия посреди окоченевшего Оймякона.
– Нужно вернуться, – помог он подняться мне со льда. – Мы все уладим. Алла поймет. Я не останусь рядом с ней из-за рисунков, из-за шантажа. И не бойся, никто твою маму не заберет в психушку.
– Я не боюсь. Я рада, что воронье гнездо отпустило нас на свободу.
– Рада? – уточнил он, понимая, что радость моя была у кролика на пеньке, окруженного пусть и сытыми, но все еще лисицами.
– Много вопросов, Костя. Почему они умоляли меня бежать? От кого? Даже Алла… она не злилась за то, что ты и я… она просила у меня прощения. Когда появилась Воронцова, она жаловалась на Машу. Ты не знаешь, кто это?
– Маша? Нет. Впервые слышу это имя.
– Неважно. Может, дизайнер ее свадебного платья… стразы, фата, дурацкий бант.
Возвращаясь, я испытывала волнение. Легко быть смелой посреди обледенелого озера, а как быть смелой посреди ледяных взоров хозяев и гостей?
Я взяла его за руку. За горячие, раскаленные жаром пальцы. Рядом со мной он – мой журавль, с которым мы больше никогда не расстанемся.
Снова нырнув под тросом, ограждающим очищенный лед, мы с Костей ускорились в скольжении на коньках. Терем серебрился в яркой звездной ночи. Нас не было, может быть, пару часов. Приглашенные на свадьбу гости разошлись по номерам, а все освещение терема потушили.
Костя достал из кармана распахнутого пальто мобильник.
– Она не звонила, – взглянул он мельком на экран. – Никто не звонил.
– Странно, – пожала я плечами, переобуваясь в брошенные на берегу озера унты.
Подбежав к первому встречному официанту, я спросила:
– Привет, я визажист Аллы Воронцовой. Вы не видели, где она?
– Так уехали!
– Алла уехала?
– Так все уехали. Все. Все Воронцовы. Вон, – кивнул он на снег, – нет свадьбы, нету.
Я посмотрела в сторону его кивка. На белом снегу лежала завязанная тем самым огромным бантом фата, что нелепо украшала голову Аллы.
– А тебе что, не заплатили? – спросил расстроенно официант.
– Нет… мы, кажется, расплатились друг с другом сполна.
Я вернулась к Косте и пересказала разговор.
– Они улетели. На своих самолетах. Наверное, уже в Якутске.
Он смотрел на экран мобильника:
– Я позвонил Алле, Максу, Яне, обоим Воронцовым, – нажал он на чей-то контакт, – «абонент временно заблокирован», и такой ответ на всех номерах.
Мои попытки ждал тот же результат. Все известные нам номера оказались заблокированы, даже водителей Олега и Жени.
– Похоже, – смотрел Костя на ставший безжизненным айсбергом терем, – всем все ясно без слов.
Костя отвел меня в свой номер. На трюмо возле зеркала стояли два ноутбука с погасшими экранами. Рядом большие мягкие наушники, микрофон и несколько дисков.
– Костя, – села я на край пуфа, – почему та машина в Калининграде взорвалась?
– Из-за груза. Я перевозил кое-что незаконное. Добытое черными копателями. Там ведь сотни военных фортов остались.
– Черепа? – предположил я, кривя рот.
– Оружие. Пистолеты Люгера 1898 года, «наганы», «кольты», «маузеры» 1895 года выпуска. И ящик гранат Ф-1. За него обещали сорок тысяч евро, но переправить нужно было срочно. Иногда я брал заказы – помощь с переездом, например. Мне позвонил друг по универу. Познакомил с Максом. Тот сунул конверт с двадцатью тысячами евро и ключи от машины. Велел срочно переправить груз.
– Он знал, что там, – понимала я, – Максим знал и подставил тебя.
– Он не мог знать, что они взорвутся, но и не сказал, что в ящике.
– Гранаты очень опасные?
– Радиус поражения пятьдесят метров. Осколочных элементов до трехсот. Безопасное расстояние двести метров. От одной.
– Костя… Только не говори, что они все…