Тайна трех

Разгон, толчок, закручивание внутри тройного флипа. В голове вспыхивают звезды, красные и зеленые лучи сливаются. Потеряв равновесие на приземлении, я упала. Смачно, жестко, по-настоящему. С треснувшей под коленкой коркой льда.

Никто не видел. Эту трещинку, этот надлом. Поверх него еще пронесется десяток спортсменов, стирая, разрисовывая, перечеркивая. Видела его лишь я. Как вижу саму себя, оставшуюся с трещинкой, когда решила поддаться искушению, когда решила отыскать правду прошлого, когда приблизилась к Воронцовым.

Над трибунами пролетел обеспокоенный шум и вздохи, когда я поднялась с бордового пятна. На коленке выступила кровь, напитывая ледяную паутинку алым.

Еще немного, и скрипка Кости порвется на струны, с такой силой он бил смычком. Я коротко кивнула, чтобы он продолжал играть. Я встала на ноги. И продолжу вставать, сколько бы раз ни упала, сколько бы на коленях ни вспыхнуло болячек, порезов, ран и заноз. Я буду бороться, буду идти, буду жить так, как решу.

Шапка сорвалась с головы. Я не пыталась сделать падение максимально незаметным, как делают фигуристы. Я человек. Мы падаем, мы раздираем кожу, но мы встаем.

Под первый припев на резком торможении вместо прыжка, исполнить который не рискнула, я опустилась на корточки, прижимая руки ко льду. В памяти запрыгали картинки наших с Костей посиделок на крыше. Объятия в кастрюльной квартире. Усыпанный пенопластовой крошкой поцелуй на пуфах кинотеатра. Его разбитое лицо после драки. Костя был из тех, кто не держался за меня, чтобы не упасть, он держал, чтобы я не упала.

Только ветер, только скорость.

Главное, не смотреть на Костю. Не могу сейчас увидеть его глаза цвета неба. Он здесь. Он, а не Макс или Алла. Мы снова оказались на озере под раскатами солнечного ветра, где я стала шепотом, а Костя моей правдой.

Закончив вращение, я начала разгон, готовясь к новой попытке прыжка. Трибуны замерли, я чувствовала, что каждый в зале боится сделать вдох.

Тройной флип. Мокрые волосы хлестнули меня по щекам, как только я приземлилась (коряво) после прыжка. Но я устояла! Я сделала это!

Слыша, что музыка скрипки замедляется и исчезает, я катилась по льду, придумывая, чем закончить программу без программы.

– Как на озере, – услышала позади подсказку Кости.

Его пальцы были сильные и горячие. Мое тело не умеет так управлять собой, как обращались его руки с моей рукой. Он одновременно и удерживал меня, и каким-то непостижимым образом обволакивал. Я чувствовала идущее от него тепло и еле ощутимую нервную дрожь, рассказывающую о прожитой и пережи́той им старой боли.

Вспомнив, как Костя надавил согнутыми коленями на ямки моих колен на озере, заставив рухнуть спиной назад, чтобы не врезаться в ограждающий озеро трос, я закрыла глаза. Обняв меня рукой со скрипкой и смычком, Костя ехал на коньках по прямой, вплотную прижимаясь к моей спине. Чувствуя его колени, я опустилась вместе с ним спиной назад, теперь он удерживал меня на своем теле, несущемся параллельно надо льдом, скользя на коньках и свободной руке.

Мы рассекали трещинки-зигзаги катка, смешивая и уничтожая старые, добавляя новые. Такими трещинами была усыпана спина Кости и мои забытые воспоминания из детских, вырезанных зигзагом снимков.

Стал неважен конкурс, и зигзаги, и прошлое. Был только этот момент. Полумрак катка, полярное сияние и аккорд смычка, сделанный мной по струнам, когда Костя вложил его в мои пальцы и опустил вниз по скрипке.

– Не слишком сладкое бланманже с сиропом? – спросила я.

Обернувшись, я прикоснулась к его горячим губам своими ледяными.

– Теперь точно слишком… – ответила сама себе.

На лед в лучших традициях хлынули мягкие игрушки и букетики цветов в закрытых кульках, чтобы не оставить листьев, о которые споткнутся другие конкурсанты. Парой мишек нам с Костей прилетело по головам (наверное, их швырнула Роксана). Мы стояли, держась за руки. Я поклонилась кивком, решив, что реверансы в джинсах с окровавленной коленкой – моветон, да и вообще не мое. Я была собой. Никогда прежде я не была более искренней, чем в эту минуту.

Я подобрала только один сверток с подарком – пушистого серого паука с красными глазками, но позже оставила его в гримерке, решив, что пусть лучше подарят весь плюш детям.

– Поцелуй… – прошипела Роксана, на колготки которой с моих мокрых волос упали капли, – банальщина! Перестань, перестань их фоткать! – отобрала она телефон у радующейся за нас подруги.

Оказывается, куча людей снимали наше выступление на видео.

Пока со льда доносился «Вальс цветов» из Щелкунчика, под который Роксана исполняла плавные вращения в розовом танцевальном платье с блестками, пока остальные девушки наблюдали за ее номером из-за перил, мы с Костей остались в гримерной одни. Он убрал скрипку в чехол, снял со стенки аптечку и подошел ко мне.

– Интересный прыжок.

– Тот, где упала? – пошутила я, морщась от прикосновения перекиси к разодранной коже.

– Оба, – ответил он, дуя на коленку.

– Что ж, миссия выполнена. Группа Аллы защищает свои научные проекты завтра. Как думаешь, она будет выступать?

– Уверен, что да.