Тайна убийства Столыпина

— То, что я сделал, это, конечно, нажим на закон. Формально я прав, я не нарушил Основных законов. Но это только формально. Если добросовестно толковать намерения законодателя, то моё толкование нажимало на закон. Но что мне оставалось делать? Вы, конечно, помните, что государь не так давно принимал депутацию из западных крестьян и, обращаясь к ним, сказал: “У вас будет земство”. Это слышала вся Россия. Можно ли играть царским словом? Царь обещает, а царские сановники отменяют его решение. Это трясёт трон. Я не мог оставить этого без отпора...

В день подписания указа о роспуске Думы царь вынес высочайшее повеление об увольнении Трепова и Дурново в заграничный отпуск до 1 января 1912 года. Основание было понятным: за агитацию и резкую оппозицию в Государственном совете законопроекту Столыпина. Выходит, не Столыпин обманул царя, а сделали это, оказывается, два сенатора, им недовольные, неверно оценившие ситуацию.

Обвинить проигравших ничего не стоит. Дурново поступил так, как повелевал государь. Но Трепов не смолчал, высочайшему повелению не подчинился и подал прошение об отставке. Его просьба была удовлетворена.

Уже за пределами Думы говорили вслух о роковой фразе Столыпина, адресованной Дурново: вы нездоровы, вы можете выехать за границу, — на что Дурново и ответил: “Я здоров и остаюсь в России”.

Преодолев первый барьер, Столыпин преодолел и второй. Выждав, когда в Таврическом дворце страсти утихнут, председатель Совета министров ответил на все четыре запроса по поводу применения статьи 87 и роспуска на три дня законодательных палат. Он утверждал, что этот акт не умалял, как поняли некоторые депутаты, а, наоборот, укреплял права народного представительства.

Каждый оценивал события со своей колокольни...

Впереди было лето. Основная борьба между Столыпиным и его противниками откладывалась на осень, ведь летом следует отдыхать и готовиться к следующим баталиям. Но многие уже считали, что Столыпин одержал пиррову победу, что его падение в ближайшее время неминуемо, и даже называли время ухода — грядущая осень.

Вполне вероятно, что этот слух исходил от окружения императрицы Александры Фёдоровны, которая настаивала на смещении строптивца, но вынуждена была уступить под давлением вдовствующей императрицы.

После министерского кризиса противников у премьера стало больше.

Враги Столыпина

Больше стало у Столыпина и врагов.

Объяснение тому простое — к их числу прибавились завистники и интриганы, вращающиеся при дворе и правительстве, стремящиеся урвать себе жирный кусок от должности или от подряда, или, на худой конец, от знакомства.

Из воспоминаний М.П. Бок:

“Через два дня после нашего возвращения в Берлин из нашего консульства поступило ко мне сообщение о неблагонадёжности генерала Курлова по отношению к моему отцу. Сообщение было настолько серьёзным, что мы решили выехать в тот же день в Петербург, чтобы сообщить об этом моему отцу и предупредить его”.

Мария Петровна с мужем приехали в столицу рано утром и поспели даже к домашнему завтраку. Завтракали всей семьёй — Мария, её муж, Пётр Аркадьевич, Ольга Борисовна, дети.

— Пожалуйста, удели нам время для важного разговора, — попросила дочь отца.

Она не хотела говорить о неприятном при матери, чтобы не пугать её, к тому же времени для объяснения было недостаточно.

— С удовольствием, — ласково улыбнулся отец дочери. — В пять часов, как всегда, я гуляю в саду. Приходите, буду рад с вами поговорить.

Обычно, когда он гулял в саду Зимнего дворца, ему никто не мешал. Лучшего времени для разговора с дочерью и зятем, тем более что разговор, как он понял, касался важной темы, у него не было.

Вполне возможно, что было и другое объяснение для встречи в саду — он не хотел беседовать при лакеях, которым не доверял. Став министром внутренних дел, он узнал о тайной службе намного больше, чем имел представление до прихода на этот пост. Наверняка подслушивают, думал он. Потому и назначил для беседы такое место, где практически подслушать их разговор не могли не то что лакеи, но и личная охрана, которая удалялась во время прогулок на значительное расстояние.

Разговор состоялся ровно в пять часов дня.

В воспоминаниях дочери не говорится, о чём конкретно шла речь в тот день, какое сообщение её так встревожило, что она примчалась к отцу не одна, а вместе с мужем, которому для столь неожиданно быстрого отъезда из Берлина пришлось отпрашиваться у посла. Но мы знаем, что сказал, внимательно выслушав дочь, Пётр Аркадьевич:

— Да, Курлов единственный из товарищей министра, назначенный ко мне не по моему выбору. У меня к нему сердце не лежит, и я отлично знаю о его поведении, но мне кажется, что за последнее время он, узнав меня, становится мне более предан.

Почему же он ответил так, а не иначе? Почему не возмутился интригой Курлова и словом не обмолвился о грозящей опасности?