Тайна «Утеса»

- Не латынь и не итальянский.

- Должно быть, испанский.

Я услышал тихое воркованье. Памела улыбалась.

«Да это же Кармел! - подумал я. - Кармел воркует с Мередитом. Заново переживает свою юность. Но вдруг она завладеет душой Памелы навсегда?»

Я повернулся к Ингрему:

- Это невыносимо! Разбудите ее сейчас же! Я не допущу, чтобы вы использовали мою сестру для своих несчастных исследований. Вы что, забыли? Кармел ведь маньячка, убийца!

Памела вскрикнула. От ее крика мы похолодели, а потом начала стонать, стоны сменились отчаянными рыданиями. Сердце у меня упало - этот безутешный плач мы так часто слышали в доме! Страх и холод сковывали меня, и тот же страх я прочел на лице Ингрема.

Внезапно Макс приоткрыл дверь. Он выглянул в холл и сейчас же плотно захлопнул дверь снова.

- Скорей, - заторопил он нас, - надо вынести отсюда Памелу через сад.

Однако снять засов на двери, открыть ее, а потом отпереть наружную ограду сразу не удалось. Пока я с этим возился, Макс и Ингрем подняли Памелу, вынесли ее в сад, через оранжерею внесли в гостиную и положили на диван. Памела перестала стонать и открыла глаза.

- Как вы себя чувствуете? Все благополучно? - спросил Ингрем, голос его дрогнул.

- Разумеется, - ответила Памела и тут же воскликнула: - Родди! Что с тобой? Ты бледный как смерть! Что случилось? Неужели у меня был обморок? Не может быть.

Теперь это был ее голос. Памела снова стала сама собой. У меня отлегло от души, но ноги меня не держали, и я упал в кресло. Ингрем проговорил:

- Слава Богу! - и вышел.

Памеле ответил Макс:

- Нет, у вас был не обморок, вы впали в транс. Памелу это сообщение чрезвычайно заинтересовало.

Макс принялся объяснять ей, что произошло. Она сразу воскликнула:

- Значит, я превратилась в Кармел?

- Но и Мери уже приближалась. Мы едва успели унести ноги из детской, - сказал я.

Памела схватила меня за руку:

- А где мистер Ингрем? Макс, посмотрите, пожалуйста!

Макс вышел в холл и вернулся с Ингремом. У обоих в лице не было ни кровинки, и Ингрем дрожал от холода, он сел поближе к камину, но даже говорить не мог, так окоченел.

Макс объяснил:

- Мери скрылась в детской, как дымка или клочок облака. Сейчас в холле туман и дикий холод.

- Все это чрезвычайно опасно, - сказал Ингрем. Из нас четверых самой спокойной оставалась Памела. Она ничего не помнила с того момента, когда стакан снова стал выписывать «ЛО».

- Я действительно была в трансе? - спросила она Ингрема.

- Да, - ответил он, - в глубоком трансе, такой бывает у медиумов. Как у вас голова? Не болит?

- Немного, но это неважно. Расскажите, что я говорила.

Ингрем достал записи и стал зачитывать непонятные слова, стараясь подражать интонациям, с которыми они произносились.

- Наверно, это испанский! Правда, я не понимаю ни единого слова, - воскликнула Памела. - При мне никто никогда не говорил по-испански. Но это, безусловно, Кармел.

Мы не понимали записанного, а испанского словаря доме не было. Ингрем сказал:

- У меня не создалось впечатления, что Кармел пыталась установить связь с нами.

Я согласился и рассказал, какое чувство было у меня: будто Кармел вспоминает дни, проведенные с излюбленным.

- Да, голос был счастливый, - подтвердил кс. - Но ведь это никоим образом не затрагивает одну из ваших теорий, правда, Ингрем?

- Интересно… - Памела задумалась о чем-то, глядя в записи Ингрема.

Никто из нас не отозвался. Мы молча курили прихлебывая виски, изрядно потрясенные только что пережитым и обессилев от сознания, что счастливо бежали опасности.

- Разрешите, я возьму ваши заметки и перепишу в себе в дневник? - попросила Памела Ингрема. Потом улыбнулась: - Ну что ж, вот наши исследования и окончены. Я рада. Правду мы, вероятно, так никогда и не узнали бы, но теперь нам хотя бы ясно, что делать.

- Поехали завтра вместе в Лондон, Родерик, - предложил Макс. - Здесь ночевать никому из вас нельзя, ни вам, ни Памеле.

- В Лондон я не поеду, - сказал я. - Мне надо в Бристоль. Как только все здесь закончим, так сразу туда и отправимся. Я же связан с пьесой, Макс, - пояснил я.

- Ах да! Я и забыл о пьесе.

- Но совершенно ясно, что ты ночуешь в «Утесе» последний раз, - обратился я к Памеле.

- Хорошо, Родди, - согласилась она. - Не беспокойся, ведь «Золотая лань» близко.

Она встала, собираясь идти спать.

- Подождите минуточку, - проговорил Ингрем и вышел осмотреть холл и лестницу. Потом его голос раздался с площадки второго этажа:

- Все в порядке!

- Знаете, для мистера Ингрема все это обернулось, наверно, довольно неприятно, - сказала, прощаясь с нами, Памела. - Постарайтесь подбодрить его.

Сама она, видимо, нашла для него какие-то утешительные слова, потому что в гостиную он вернулся уже повеселевший. Покаянно посмотрел на меня и сказал:

- У вас есть все основания быть мной недовольным.

- Не вами, - отозвался я. - Я должен быть недоволен самим собой. И простите, что я на вас набросился. Я вел себя по-дурацки.

Он покачал головой:

- Я обязан был предупредить мисс Фицджералд.

- Мы оба были предупреждены. Памела знала, на что идет.