Тайна «Утеса»

- Да, она тоже так говорит. Утверждает, что все это ей очень интересно. Таких бесстрашных женщин я… - Он осекся, впервые не найдя нужных слов.

Макс решительно вмешался:

- Ну о чем беспокоиться? С Памелой все обошлось.

Но Ингрем продолжал:

- Я и не представлял, как много это значит для вас обоих. Ведь с этими ужасами связана столь неприятным образом ваша приятельница, мисс Мередит, от них зависит судьба вашего прелестного дома! И как близка была опасность, что злой дух завладеет душой мисс Фицджералд! А я отнесся к этому совершенно бессердечно, будто к некой абстрактной проблеме, не могу выразить, как я каюсь…

Только я собрался ему ответить, как начал поносить себя Макс.

- Нет, Ингрем, во всем виноват я. Я обманывал вас, водил вас за нос. Родерик и Памела совсем растерялись здесь, среди привидений, и я понимал, что вы со своим свежим, бодрым взглядом явитесь для них спасительным лекарством. Знай вы, что у них серьезные неприятности, вы не смогли бы так живительно на них подействовать. Правда, Родерик?

- Конечно. - Я только сейчас оценил, как воодушевляла нас эксцентричность Ингрема, и подумал, что если бы он стал сочувствовать и соболезновать, я вышел бы из себя. Я попытался убедить его в этом.

- А главное, вы достигли того, в чем мы больше всего нуждались, - помогли принять решение, - заключил я.

Ингрем, опершись на каминную полку, смотрел в огонь. Он вздохнул:

- Как бы я хотел, чтобы вы могли решить по-другому! - Он пожелал нам спокойной ночи и вышел, крайне расстроенный.

- Мне даже жаль его, - сказал я Максу.

- Напрасно, - ответил тот. - Он очаровательный человек, но до сих пор резвился на мелководье и все давалось ему шутя. А тут пришлось погрузиться в глубину. Думаю, что такая душевная встряска ему только полезна. Вообще он мне очень симпатичен.

- И мне.

- А Памеле?

- Трудно сказать.

Мы посидели еще, пока Макс не докурил трубку и разошлись по своим комнатам

* * *

Я спал как убитый. Когда же нехотя проснулся, то увидел, что в окно заглядывает солнце, а надо мной, как грозное изваяние, возвышается Лиззи, устремив на меня укоризненный взор.

- Мисс Памеле нехорошо, - изрекла она.

Мои мыслительные способности постепенно восстанавливались. Я вспомнил, что сегодня - суббота, - день отъезда Стеллы в Бристоль, день, когда мы должны будем покинуть «Утес».

- Что с ней, Лиззи?

- Говорю вам, ей нехорошо.

- Но в чем дело? - резко спросил я. Меня охватил страх.

- Велела сказать, что у нее просто голова болит и ей придется полежать, а вы чтобы сказали джентльменам, что ей очень неловко, но ко вчерашнему вечеру это отношения не имеет.

Да! Сомневаться не приходилось - это слова Памелы, и никого другого. Я засмеялся от радости. Лиззи многозначительно добавила:

- Так она говорит.

- А у Элизабет, я вижу, свои соображения. Это была наша детская уловка - называть Лиззи Элизабет, когда требовалось ее задобрить. Но на сей раз растопить ее сердце не удалось. Встревоженная, с укором глядя на меня, она потребовала отчета.

- Чем вы занимались вчера в детской?

- Господи милостивый! Неужели мы за собой не убрали? - простонал я.

- Небось столы вертели, - продолжала Лиззи. - Разве это христианам пристало? Да от такой гнусности все дьяволы из ада повылазят. Я знаю, как священник смотрит на такие дела! Что же он подумает обо мне, когда узнает, что я осталась жить в этом доме, где люди занимаются колдовством да якшаются с привидениями.

- Клянусь честью, Лиззи, что никаких дьяволов здесь и близко не было, - заверил я ее.

- Все равно, что-то вы видели, иначе с чего бы это у мисс Памелы глаза, как плошки, да еще и провалились совсем? Нет, мистер Родерик, я сразу учуяла что-то недоброе, так оно и оказалось. Я этого не потерплю. Вот вам мой ультиматум, - выпалила она.

- И что же вы хотите сказать, Лиззи?

- Хочу сказать, что я… что я… - Она повернулась ко мне спиной и без всякой нужды дернула занавеску. - Мистер Родди, - проговорила она глухо, - вам должно быть стыдно.

- Не исключено, что я и впрямь стыжусь.

Она повернула ко мне нахмуренное лицо, расстроенное и встревоженное.

- Позвали бы вы отца Энсона.

- Об этом и речи быть не может, Лиззи.

- А он согласен.

- Зато я - нет. Послушайте, Лиззи, - начал увещевать ее я, - вы зря беспокоитесь. Мы задумали большие перемены. Не будь вы такой неисправимой старой сплетницей, я бы вам кое-что рассказал. Но вы и так скоро все узнаете.

Она ушла, с сомнением покачав головой.

Утро начало хмуриться. Никто еще не вставал. Я подошел к Чарли, наводившему последний лоск на изгородь у края обрыва. Он стал объяснять мне, что хочет посадить вдоль нее красивый кустарник, лучше терновник. Я не люблю терновник и сказал, что предпочитаю дрок, но тут же вспомнил, что никакой изгороди больше не требуется.

- Бросьте это дело, - сказал я Чарли, - пойдите лучше помогите Лиззи.

Чарли был удивлен и озадачен, но послушался.