- Да, - сказала Памела со своей обескураживающей манерой читать мои мысли вслух, - этой внучке капитана требуется верный рыцарь.
- Не наше дело! - отрезал я.
Лиззи обошла нас с большим коричневым чайником, она наполнила мою чашку, налила сливок и положила сахар, два больших куска.
- Ну и дурак! - машинально отозвалась Памела, передавая мне имбирный пряник.
Тут же вмешалась Лиззи:
- Что за выражения! - пожурила она сестру.
Я почувствовал, как у меня екнуло под ложечкой. Сколько мне лет? Семнадцать?
Памела не улыбнулась. Она думала о своем. Когда она так сдвигает свои прямые темные брови над серыми глазами, крепко сжимает губы и расправляет плечи, вид у нее становится грозный.
- Я не намерена это терпеть, - заявила она.
- Ты что, собираешься стравить меня с капитаном? - спросил я. - Я на это не пойду. Он старик опасный.
- Я собираюсь подружиться со Стеллой. - В голосе Памелы прозвучала непоколебимая решимость. - Лиззи, - добавила она, - учится делать девонширские сливки2
.Последнее сообщение вовсе не свидетельствовало об обычной для Памелы непоследовательности, нет, речь шла о составной части намечаемой кампании. Я расхохотался и подавился куском торта; хорошо рассчитав удар, Лиззи стукнула меня по спине. Смех Памелы смешался со смехом Лиззи - скрипка с фаготом. Придя в себя, я сбегал к машине за пакетом, в котором привез купальный костюм и новый просторный халат. Мне потребовалось две минуты, чтобы подняться наверх и переодеться, но я чертыхнулся, вспомнив про камни, - я забыл купить пляжные туфли. В гостиной Памела завела граммофон и поставила пластинку - старую, полную неудержимой веселости: «Sous les Docts de Paris»3
.- Пошли купаться! - крикнул я.
- У тебя в шкафу сандалии, - прокричала Памела и побежала к себе в комнату.
Сандалии пригодились мне как нельзя лучше, когда я зигзагами спускался по покрытой острыми камнями дорожке, которая вела с вершины холма к пляжу. Песок еще был залит водой, небольшие волны лениво перекатывались через скользкий плоский валун, служивший нам мостками. Мы оба прекрасно плаваем. Памела поплыла за скалы, а я направился в залив. Устав плыть кролем, я перевернулся и поплыл на спине, глядя на скалы и небо. Прохладная, чистая бодрящая вода несла меня к берегу. Наконец-то я был там, где мне хотелось быть.
Мне показалось, что прошло совсем немного времени, когда я услышал, что Памела зовет меня, и я увидел, что она повелительно машет мне со скалы. Я подплыл к берегу и следом за ней стал подниматься по тропинке; нас ждала работа.
И вскоре, расположившись на каменном полу сарая, мы уже распаковывали книги.
После ужина у Памелы, продолжавшей неумолчно болтать, стал заплетаться язык, и она начала зевать. Подобно многим людям с живым воображением и любящим мечтать, она обожала поваляться в постели по утрам и обычно завтракала у себя в комнате. Меня это вполне устраивало, я предпочитаю завтракать без сестры, в обществе блокнота, куда записываю глубокие мысли, посещающие меня, когда я принимаю ванну. Но, как оказалось, сегодня утром Памела с Лиззи поднялись в семь, «чтобы навести порядок в доме к приезду хозяина». Пришлось отправить их обеих спать.
Я тоже клевал носом, но продолжал сидеть за столом, хотелось произвести кое-какие расчеты. Меня мучило подозрение, что мы безумно расточительны. Несмотря на все дотошные вычисления, я не в силах был поверить, что мы можем себе позволить жить так, как живем, поэтому я достал наши бухгалтерские книги и, сидя за кухонным столом, принялся снова проверять расходы.
Стояла абсолютная тишина, после грохота, царившего в Блумсбери, она чуть ли не оглушала. Даже моря не было слышно. Словно обеспокоенный этим безмолвием, Виски привстал в своей корзине, потянулся, неуверенно направился к моему стулу, потом вспрыгнул мне на колени и, мурлыкая, улегся, тяжелый и теплый. Виски был славный кот; примесь персидской крови, разбавившей кровь его рыжих предков, наделила его гибким телом и длинной мягкой шерстью. Ему нравился его новый дом.
Мне тоже, Виски; но вдруг мы обанкротимся?